Шрифт:
Закладка:
Место действия: в одном из кабинетов штаб–квартиры оппозиционной партии Кореи.
— Назначить министром «Министерства психического здоровья» члена нашей партии — это самая настоящая политическая провокация! — решительно заявляет полный кореец средних лет и сокрушённо вертит головой, показывая насколько он огорчён.
— Госпожа Пак ГынХе, несомненно, имеет большой опыт политической борьбы, — чуть улыбается ему в ответ пожилой сухопарый мужчина. — Я не рассчитывал, что она просто забудет о своём поражении. Но портфель министра от неё — никак не ожидал.
Улыбка мужчины становится ещё больше.
— И что нам теперь с этим делать? — спрашивает толстяк. — Статистика последнего десятилетия ясно показывает, что проблема суицидов завязана на проблему демографии, которая, в свою очередь, в принципе нерешаема не только у нас, но и по всему миру. Через пять лет, перед новыми президентскими выборами, с какими результатами мы к ним придём? Что предъявим избирателям? Ещё больше опустевшую страну? Прекрасный повод вновь проиграть.
— Нужно полностью пересмотреть стратегию в сторону комплексного подхода, — предлагает третий, самый молодой участник совещания. — Мне кажется, ни одна из инициатив не сработала, потому что на проблему смотрели слишком узко. Нельзя просто брать таблицу с данными и, руководствуясь лишь ими, запускать социальные программы. Это не работает.
— Возможно, — не спорит пухляш. — Однако проблема не только в том, что никто не знает, как. Сложность ещё в том, что демография очень инертный процесс. От начала внедрения инноваций до получения статистически годного результата должно пройти, по крайней мере, десятилетие. Но если вам повезёт, и вы вдруг угадаете верный путь, то все положительные результаты достанутся нашим соперникам. Через пять лет мы проигрываем выборы, так как нет положительных результатов. А через десять лет, когда они появятся, все заслуги присвоит себе правящая партия.
— И мы снова проигрываем выборы, — резюмирует седовласый.
— Какой тогда выход? — растерянно спрашивает молодой.
— Никакого, — отвечает толстяк. — Кроме чуда.
— Вроде?
— Вроде сидящего сейчас в Японии.
«Чудо»
— Вы имеете в виду эту девочку… Агдан?
— Ну да. Не понимаю, как ГынХе позволила ей уехать. Это ведь настоящий джокер, если она захочет пойти на третий срок.
— По конституции президент избирается только дважды.
— А президент, имеющий в своей команде реинкарнацию ГуаньИнь? Сколько раз будет позволено ему выдвинуть свою кандидатуру?
Молодой кореец задумывается.
— Если так, то думаю, он вполне может править пожизненно, — помолчав, сообщает он.
Седой кореец одобрительно кивает. Видимо, мысли у них сошлись.
— А если с Агдан ничего не получится?
— Ну, тогда виноватой окажется она, а наш результат будет не сильно отличаться от того, если бы мы её не привлекали.
— Почему только она — «виновата»?
— Два раза она ведь уже делала подобное, значит — сможет ещё раз. А не выйдет — просто не захотела. Мы, со своей стороны, сделали всё что могли, — вырвали из лап японцев и вернули на родину. Дальше исключительно она.
— А когда мы её — «вырвали из лап японцев»? И как?
— Над этим придётся подумать. Но я более чем уверен, что это окажется гораздо проще и дешевле решения демографической головоломки Хангук.
— Мы точно сможем её контролировать?
— Предлагаю подумать об этом в следующий раз. В любом случае мы можем обвинить её в отсутствии содействия нации.
Шестой лепесток унесён ветром…
Лепесток седьмой
Время действия: девятнадцатое июля, вечер
Место действия: Токио. Роскошный кабинет современного дизайна на верхнем этаже величественного небоскрёба.
— Как я понимаю, ты решил жениться, — пожилой японец с жёстким выражением лица пристально смотрит на Акиро. — Иначе я не вижу смысла в твоей просьбе.
— Годы не нанесли ущерба вашему несравненному уму, уважаемый отец, — склонив голову, с почтением в голосе отвечает тот, — он по–прежнему остр и легко видит сокрытую истину.
— Домо, но не кажется ли тебе, что просить у Императора высшую степень — наглость, которую, пожалуй, даже я не могу себе позволить.
— Это самый лучший из возможных вариантов.
— И чем же он тебе так нравится?
— Указ императора Мэйдзи гласит, что в высших степенях орден «Драгоценной короны» является придворным, которым награждаются исключительно члены императорских или королевских семей, а также представители высшей аристократии. Если моя избранница получит регалию первой степени, то это разом снимет все вопросы о её родовитости. И наша семья не потеряет в статусе, если я приведу в неё не безродную кореянку, а аристократку, чьё происхождение подтверждено самим Императором.
— Об этом я и подумал, когда ты попросил у меня о всей силедзайбацу, — бесстрастно произносит пожилой японец и напоминает: — Ордена первой степени вручаются дочерям императора в пятнадцать лет. Императрицы или кронпринцессы получают их после помолвки, а жёны принцев — при бракосочетании. Вслед за вашей свадьбой её награда официально сделает тебя принцем, поскольку твоя семья принадлежит к древней аристократии, а ты — женишься на принцессе.
— Разве это плохо? — осторожно интересуется сын.
Японец окидывает его оценивающим взглядом.
— У меня не было планов на то, что ты поднимешься так высоко, — честно признаётся отец. — Победить в одном сражении не всегда означает выиграть войну. Сможешь ли ты быть и далее безупречным стратегом?
— Обещаю, отец! — горячо восклицает Акиро.
Его собеседник покачивает головой, демонстрируя сомнение в прозвучавших словах.
— Многое придётся изменить, — произносит он.
— Застывшее означает умершее, — отвечает сын.
— Я вижу ты готовился к разговору, раз припас цитаты. А что скажешь о реакции двора на нашу попытку приблизиться к трону?
— Отец, вы же знаете, что они сами постоянно занимаются поиском вариантов, как самим это сделать. Обращу ваше внимание на факт, что никто ещё до сих пор не попытался заявить права на Агдан. А интриги всегда были интеллектуальным развлечением для аристократов. Жизнь постоянно выкидывает новые комбинации, которые нужно лишь заметить и просчитать, к чему они могут привести. Но если вы на это неспособны, то какие у вас тогда претензии?
Глава дзайбацу пристально смотрит сыну в глаза, похоже, меняя о нём своё представление.
— … Поэтому, кроме всплеска зависти и негодования в собственной недальновидности, я не вижу никаких