Степанович Блинников, промышлявший сбором утильсырья, за которое он предпочитал платить не деньгами, а нужными в хозяйстве товарами – нитками-иголками да мылом-щелоком, так ему было выгоднее. Старьевщицкий бизнес приносил прибыль, позволявшую жить в двухэтажном доме, но при этом второй этаж был деревянным, а не каменным, как первый: справно жил Василий Степанович, но не роскошествовал.

В доме номер шестьдесят пять ныне находится отделение по вопросам миграции Министерства внутренних дел, а когда-то давно здесь был магазин купца второй гильдии Василия Сергеевича Жинкина, владевшего медоваренным заводом с производством наливок и столовых вин, который находился рядом – в слободе Кожевники (ныне это улица Набережная). Известно, что емкость медоваренного котла на заводе Жинкина составляла двадцать два ведра, или двести семьдесят литров. В середине 1914 года, в связи с началом Первой мировой войны, вышел императорский указ о запрещении производства и продажи всех видов алкогольной продукции на всей территории империи, после чего магазин был перепрофилирован на торговлю сладостями, а в части его помещений, по вечной иронии судьбы, расположилось Общество трезвости. Сами Жинкины жили здесь же, во втором этаже.

Дом номер восемьдесят четыре был построен купцом Кнутовым в начале XIX века. Впоследствии он был продан купеческому семейству Беловых, один из представителей которого оставил нам подробнейшее описание дома, а заодно и быта его жителей. Собственно, именно этим описанием и примечателен дом Кнутова, с архитектурной точки зрения он большого интереса не представляет. «Каменный двухэтажный наш дом по местоположению был лучшим в городе – на главной улице и в центре. Наша семья занимала верхний этаж, восемь окон которого на лицевой стороне смотрели на запад. Лицевая сторона нижнего этажа сдавалась квартирантам. В тыльной части нижнего этажа располагалась обширная кухня с огромной русской печью и спальни для прислуги… Северо-восточная угловая комната когда-то была кабинетом, но на моей памяти использовалась как столовая для утренних и вечерних семейных чаепитий и парадных приемов гостей. Дважды в году – на Пасху и на Рождество – она превращалась в буфет с винами и закусками, куда приглашались визитеры и некоторые духовные лица, приходившие с молебном. Столовая сообщалась через дверь с прихожей, где были вешалка и зеркало, и через арку, перекрываемую портьерой, с залом… Вдоль столовой стоял широкий раздвижной стол. Над ним свешивалась керосиновая лампа. С одного торца стола (по стене) стоял старинного фасона покойный мягкий диван, было несколько тяжёлых мягких стульев того же гарнитура. Буфетный шкаф имел комод с ящиками для скатертей и салфеток, с откидною „косою“ доской, за которой были ящички для ложек, ножей, вилок, и застекленный верх с полками для чайной посуды. Был еще небольшой столик под ковровой скатертью, стенка за которым была занята фотографиями родственников, групповыми и индивидуальными, в одинаковых столярных рамках. В столовую выходила облицованная плитками поверхность голландской печи, топившейся из прихожей. На подоконниках, как и по всем комнатам, стояли плошки с цветами. Двойные рамы двух окон столовой никогда не выставлялись… Меблировку зала составлял гарнитур из мягких атласных стульев, кресел и дивана и венские стулья. В простенках лицевой стены стояли зеркало-трюмо и два ломберных столика; они раскладывались раз в год в именины дедушки, когда его гости между чаем и ужином садились играть в карты. В северо-восточном углу стоял рояль „Шрёдер“, кажется, единственный в суздальских купеческих семьях…

Реклама фабрики Шрёдер. 1881

Зал сообщался с прихожей, со столовой (через арку) и со следующей комнатой, гостиной (тоже через арку). Обогревался зал от той же печи, что и столовая. Следующая комната с двумя окнами лицевой стороны когда-то считалась гостиной… Двусторонние двери отделяли эту комнату от большой детской – угловой комнаты, обращенной двумя окнами на Главную улицу, а окнами южной стороны – на балкон. Юго-западная обширная угловая комната служила детской: спальня двух мальчиков и двух девочек, гардероб для детского белья, шкап с игрушками. В правом углу лицевой (западной) стороны стоял киот-угольник с шестью иконами; низ киота был шкапчиком для аптеки. Перед иконами висела большая лампада. В этой комнате проходило мое дошкольное детство… Следующая (крайняя) небольшая комната была спальней родителей. Кроме двух кроватей, здесь был комод для белья и умывальник. На стене в углу был прикреплен киот с четырьмя полями для небольших икон; перед ним висела лампада. Из этой комнаты выходили в нежилую, „темненькую“. Отсюда топили вторую голландскую печь, обогревавшую три вышеописанных комнаты. Здесь же стоял стол, на котором иногда кое-что варили или подогревали на спиртовке. Был еще комод с косой доской; в его ящиках хранилась какая-то старая рухлядь. Это помещение сообщалось с прихожей, благодаря чему все комнаты замыкались в одну цепь, позволявшую при игре в лошадки двигаться все время поступательно: столовая, зал, гостиная, детская, спальня, „темненькая“, прихожая… Обширное помещение нижнего этажа, обращенное на двор (на восток), делилось перегородками на кухню и две жилых комнаты для прислуги. Большую часть кухни занимала русская печь с котлом для подогрева воды. В печи, кроме повседневной варки, выпекались караваи черного хлеба, которые почему-то предпочитались хлебу из булочной. На печи можно было спать. В кухне было подполье…»

Широко жили Беловы, нечего сказать.

В доме восемьдесят восемь по той же улице Ленина находился первый в Суздале кинематограф с броским названием «Мир», которым владел другой представитель рода Жинкиных – Сергей Яковлевич. «Хорошо оборудовал зрительный зал, устроил фойе, внизу поставил движок, провел электричество, – вспоминал один из современников. – Это предприятие, казавшееся старым купцам сначала пустой затеей, неожиданно стало приносить Сергею Жинкину значительные доходы, и кино его стало пользоваться большим успехом у суздальской молодежи и даже у взрослых». И даже у взрослых – вот оно как! После Октябрьской революции кинотеатр сохранился, только изменил название на «Красноармейца». Ныне же в этом памятнике архитектуры тридцатых годов XIX века, известном как дом купца Попова, располагаются мини-отель и магазин.

Дом под номером девяносто четыре был одним из самых важных в городе. Здесь находилась городская почтовая станция – дореволюционный центр транспортного сообщения, – которую содержал в собственном доме мещанин Василий Васильевич Афиногенов. «У самого съезда во двор стоял, как и в старину, полосатый столб с фонарем, пониже которого с двух сторон были прикреплены дощечки с указанием расстояния до ближайших почтовых станций: с южной стороны – „до п/с Борисовское 16 верст“ и с северной – „до п/с Гаврилов Ризоположенский монастырь Посад 26 верст“», – вспоминал современник. Афиногенов держал восемь лошадей для почтовых нужд – доставки почты с ночных поездов, а также лошадей для найма