Глава 20

«Я достану каждого».

Естественно, я в это верю.

Закрываю глаза в его тёплых руках и проваливаюсь в сон. Мучительный. Уничтожающий меня изнутри. И кажется, что бесконечный…

— Глеб, держи, пусть оберегает тебя. Так надо и не спрашивай откуда… — передаю ему странную продолговатую вещичку на цепочке, а он улыбается, зажимая её в кулак. Рассматривает.

— Что это?

— Просто оберег. Прошу тебя, носи его. Это важно для меня.

— Хорошо, ведьма, как скажешь…

Вешаю его ему на шею, тереблю в ладонях, и внезапно, будто по щелчку пальца, земля под ногами начинает разверзаться, и мы с ним за секунды падаем вниз.

— Стой, стой…Глеб! — кричу ему, срывая горло, пока мы оба почему-то не оказываемся под толстый слоем воды. Меня оглушительной силой притягивает куда-то глубоко. Словно к моим ногам привязаны тяжёлые камни.

Отталкиваюсь руками и ногами, но не могу выплыть. Никак не могу, сколько не стараюсь. А кислорода словно вообще нет. И ведь умею плавать, но не получается. Паника настигает так же быстро, как я начинаю задыхаться.

Глеб подплывает, вдыхая в меня воздух и силой толкает меня вверх, сам при этом оставаясь на месте. Чувствуя, как двигаюсь вверх, я по инерции ищу его руку, но его нет рядом. Всплываю. Судорожно набираю воздух и снова ныряю за ним. Рыскаю в этой бескрайней морской темноте. И вижу, как он идёт ко дну и не дышит. Даже не пытается выплыть. Словно находится без сознания. И течение вдруг становится таким сильным, что расстояние между нами только увеличивается.

Нет, нет, нет…Господи, Глеб!

Боже…Помоги.

Хочу кричать, но надо добраться до него. И пока я всеми силами опускаюсь за ним, он проваливается всё глубже и глубже в бездну. Пока и вовсе не пропадает из зоны видимости…

И я открываю глаза, прижатая к его тёплому сонному телу. По моему же бежит неприятная дрожь. Я тут же врезаюсь в него сильнее, чтобы чувствовать. Чтобы отойти от этого ужасного кошмара.

— Эй…Малыш, я здесь, — сквозь сон бормочет он, сильнее обхватив моё тело. — Всё хорошо…Ты чего?

— Ты тонул, Глеб…Ты тонул, — плачу. Снова. Это какой-то бесконечный поток слёз и вселенский ужас. Не понимаю, что со мной происходит в последнее время.

Глеб хмурится, трогая мой лоб, а затем касается его губами.

— Температуры вроде нет. Неужели я укусил тебя и теперь ты переняла у меня эти жуткие кошмары? — шутит он, поглаживая моё лицо и поцеловав в нос. — Успокойся, девочка. Я не тону. Разве что в твоих глазах. Но это мне только по кайфу.

— Обними меня…

— Я и так обнимаю, дикая моя коша. Это просто стресс…Мы сегодня же всё исправим. Наберем тебе всех этих подушек для беременных, удобных тапочек, тёплых халатов, грелок и прочей фигни. Будешь у меня упакованной и пушистенькой…Как маленький котёнок…Дикий, разумеется.

— Ага, — улыбаюсь в ответ, потираясь о его грудную клетку. — А вечером ты позволишь мне себя раздеть и целовать…

— Посмотрим, — хмыкает, на что я обиженно цокаю. — И не обижайся. Как скажет врач.

— Адов…Адов…Во что ты превратился…Такой заботливый папочка… — бормочу я, а он пожимает плечами и смотрит на меня своими голубыми дикими. Практически раздевает ими… И я дрожу…

(Глеб)

Ну, папочка. Ну, заботливый…Не вижу ничего плохого, чёрт возьми.

— Ты по жопе вечером получишь, если будет можно, — поглаживаю её попу и охреневаю от своей молниеносной реакции. — Блядь…

— Дай хотя бы прикоснуться…

— Нет, ведьма…Это билет в один конец. Со мной в душ. А мы не знаем, можно ли…

— Ну вот…Тогда я пошла к Людмиле Эдуардовне. И спрошу у неё! — вскакивает Катя, на что я ржу, глядя на часы.

— Я представляю. Время восемь утра. Ты вваливаешься в комнату к безмятежно спящей женщине и кричишь: «Извините, а нам можно уже потрахаться?!».

Катя хохочет, и я вместе с ней.

— Потерпим уж до вечера, идёт?

— Идёт, — шлёпает меня по руке. — Тогда идём завтракать? И ты позволишь мне приготовить…Помыть посуду… Иииии…

Специально ведь. Провокаторша. Вспыхиваю как спичка. За считанные, блядь, секунды от одной только фразы и представления всего этого…

— Твою мать…Иди сюда, в общем, — тяну к себе её тело, пока она смеётся. Усаживаю сверху. Медленно снимаю с неё футболку. Боже…

Лучше бы я этого не делал…Теперь точно грань…

Шагнули и сразу в пропасть.

Они будто налились. Но, наверное, так рано ведь не бывает? Или бывает? Хрен знает, но выглядит просто…

У меня по телу все тысячи ватт пробежали. Ток такой мощный, что оглушает и дезориентирует. И я ощущаю, что единственная моя цель — сделать приятно моей девочке…

— Я тебя чувствую…Внизу… — бормочет она с придыханием, утрамбовывая ладони на мою грудную клетку, и ёрзает на мне бёдрами. Чувствую её невыносимый жар даже через ткань.

— А я тебя… — шепчу в ответ, рассматривая её охуенную упругую грудь с торчащими нежно-розовыми сосками. — Привстань…Только давай очень медленно…Ладно, малыш? Ты сверху.

— Хорошо, — Катя сглатывает и тяжело дышит, пока я приспускаю с себя боксеры, а её трусики сдвигаю вбок, и…

Наконец вхожу в неё… Очень аккуратно и томяще, опасаясь сделать что-то не так. Сантиметр за сантиметром, вынуждая её всхлипывать и вбирать меня с закрытыми глазами, въедаясь пальцами в кожу на моей грудной клетке. Она царапает, а мне по кайфу. Это больше, чем по кайфу. Это просто контрольный выстрел в голову.

После десятидневной разлуки.

Это квинтэссенция мучений и удовольствия.

За что нам так сладко? Так крышесносно приятно?

Придерживаю её за тазовые косточки и помогаю двигаться.

— Скучал…Так скучал по тебе, — ласкаю, как мне кажется, не только её тело, но и душу. Да и она какая-то вся чувственная сейчас. Настолько нежная и открытая. Женственная. Сексуальная. Невероятная. Моя.

— А я по тебе, Глеб…Трогай меня. Везде.