Вон, на крыльце одного из домов, где играют дети под присмотром двух вяжущих что-то бабушек. Дети, играясь палками, разделились на две стороны: одна притворялась чудовищами, а другая играла роль рыцарей. Среди них также был и сын Старосты - он играл за чудовищ. Игра у них была простая: чудовища захватили девочек, а благородные дети с палками должны были отбить их. Правда игра эта иногда приводила к травмам, но дети удивительным образом умудрялись не грызться за слишком сильный удар, а продолжать играть свою роль.

А ведь когда-то и я был таким. Правда список игр у нас был побольше. Иногда мы играли в войнушку, иногда с зомби. Иронично, но моей любимой игрой была та, где мы притворялись бандитами и использовали листья деревьев для сделок с ребятами другой улицы. Самым интересным был момент разрыва договора, где мы кидались камнями друг в друга. В эти моменты, шальной снаряд мог прилететь в чью-то машину, который призывал отнюдь не игровых полицейских.

Недалеко от мальчишек, местные мужики кололи дрова и делали удочки с сетями. Они что-то громко обсуждали и смеялись и попивая из кружек. Когда эти мужики заметили меня, то радостно помахали, будто встречали хорошо знакомого друга. Они пригласили меня к себе жестом, но отказался подняв руку и повертев головой. Мужики помахали мне вслед, сопровождая взглядом.

Кто-то чинил деревянную крышу вместе с детьми. Они почти ничего не говорили, а просто забивали гвозди в доски. Так бы и молчали, пока один парень случайно себе по руке не ударил. Он сначала визгнул, а потом начал громко агрессивно что-то говорить. Тут и знание языка не нужно, что-бы понять. Бранился он до тех пор, пока к нему не подошёл его, судя по всему, отец. Он взял того за шкирку, улыбнулся мне, и мощно ударил ладонью по затылку. Парень схватился за голову и замолчал. Его отец сказал какую-то короткую фразу и пошёл дальше забивать гвозди.

Кроме меня, за этим представлением смотрела и девушка, что стояла в загоне и кормила куриц в клетках. Она была одета в простое платье без каких-либо излишеств. Всё её внимание было устремлено на парня, державшегося за голову. В её лице была жалость и тревога. Тут к гадалке не ходи. Я чуть не рассмеялся, но всё же смог сдержать порыв и пошёл дальше.

Быт есть быт.

Я уже дошёл до конца деревни. К небольшому обрыву, под которым берег и река. Смотря вдаль, я видел кучу мужиков, убирающих камыши, тину и разбирающих плотину. Тварей вокруг было не видать, а речная вода, что совсем недавно была мутной, стала почти прозрачной. Трупы тварей собирали в телеги, а потом увозили куда-то. Вместе с тем, вылавливали трупы и павших товарищей. Некоторые были чуть раздутыми, а некоторые местами обглоданными. Всех их складывали в ряд на траве и накрывали листьями. Одна женщина пыталась подойди к трупам, но мужики её не пустили. Даже когда та начала плакать не пустили.

Жизнь есть жизнь.

Те, кто не был занят трупами, строили небольшие домики и места для ловли рыбы. Одни носили доски и гвозди, а другие строили. Были еще и третьи, что вылавливали из воды гнилые доски, которые остались от старых рыболовных домиков. Через некоторое время к ник присоединись те мужики, что делали удочки. Они принесли всё для рыбалки и принялись помогать третьим.

Я развернулся обратно. Пора к повозкам.

Возвращаясь, я заметил жену Старосты. Она в спешке шла за холм, где были повозки. В её руках было то самое зеркальце и кошель Старосты. Не совсем понятна была её спешка. Вряд ли за это время что-то могло случиться. Только если раны Старосты не оказались сильнее, чем я думал...

Идя вслед за ней, я вышел к повозкам, где уже шла распродажа. Торги у каравана шли более чем отлично. Женщины были заинтересованы в украшениях, среди которых были те, что носили рабы. Также спросом пользовались ткани, кухонные принадлежности и инструменты разного рода. Чаще всего покупали крючок со спицами. Вторым по продаже товаром были топоры. Третье место занимали небольшие ножи.

Расплачивались в основном монетами, хотя имел место и бартер. Сельские предлагали долгоиграющие продукты, вроде сушенного мяса или рыбы. Хотя чаще всего предметом бартера служили всякие украшения.

Но следить за сделками мне было не интересно. Я обратил внимание на повозку Кучера, куда подошла жена Старосты.

Она подошла к Кучеру, что выглядывал на неё из кузова, и предложила тому зеркало. На её лице была печаль и надежда. Жена что-то объясняла ему. В её словах чувствовалась тревога и беспокойство. Создавалось ощущение, что она вот-вот может заплакать. Она протянула ему зеркальце.

Кучер, взяв его и некоторое время просто разглядывал. Казалось, что сказанное клиенткой прошло мимо его ушей. И хоть зеркало не выглядело богато, но оно явно привлекло его внимание. Через его спокойное лицо иногда проглядывалось удивление и радость, которую он очень сильно пытался скрыть, пока разглядывал зеркало. Он что-то сказал жене, показывая три пальца: указательный, средний и безымянный. Они о чем-то договаривались.

Глаза женщины загорелись, а на лице появилась улыбка, однако когда она потянулась за кошельком, было видно её отчаяние. Вместе с зеркалом, она отдала ему ещё три серебренных. Кучер забрал зеркало и монеты и ушёл вглубь кузова. Через пару секунд он вытащил одну из тех склянок, что хранились в ящичке и возле которых я спал.

Она улыбнулась, но на её глазах начали появляться первые капли слёз. Лицо Кучера было пыталось сохранять подобие спокойствия в деловой улыбке, однако что-то не давало ему покоя. Наверное совесть всё же дает о себе знать.

Продав зеркало, она поспешила обратно в дом, даже не обратив на меня внимания. Она прижимали эту склянку к груди как младенца.

Я подошёл к кучеру. Он сопровождал убегающую женщину взглядом. Его лицо казалось от части виноватым, но как только он заметил меня, то сразу надел свою маску делового человека.

Махнув мне рукой, он что-то проговорил. Как обычно, я ничего не понял, но подошёл. Он похлопал мне по плечу с улыбкой, после чего указал на солнце. Моё недоуменное лицо говорило за себя. Он снова указал на солнце пальцем, после чего увёл свой палец вниз за горизонт. Последним движением, он указал на дорогу.

Я кивнул ему и развернулся обратно в деревню. Кучер