— Как тебе сказать… Я тебе честно поведаю. Только между нами, ладно?

— Конечно. Слово даю.

— Тут такое дело… Иван… Я с ней встречаюсь недавно и не планировал ничего такого серьезного. Но все же Мария должна сама решить и определиться, ты пока придержи коней, а я с ней сам аккуратно поговорю. Что она вообще думает о наших с ней отношениях, а то ведь может получиться гадкая ситуация, будто я тебе ее, типа, подарил, что ли… Нет… Конечно, Мария Антиповна мне нравится, но я все понимаю и вижу, что как любой женщине, ей в конечном итоге из отношений нужна семья.

— А ты, стало быть, семью не хочешь? Холостяк закоренелый? — недоверчиво, но с долей скрытой радости спросил Ваня.

— Да какая семья, Ваня? Я еще жизни толком не видел, двадцать с хвостиком, рановато мне о семье думать. Сам пока в подвешенном состоянии. И потом, как ни крути, а Маша меня старше… Я не ханжа, конечно, но дело даже не в разнице в возрасте… Между нами говоря, я не вижу ее в роли своей жены.

— А когда ты с ней поговоришь? — с надеждой уставился на меня Гужевой, будто прямо здесь и сейчас решалась его судьба.

— При первом удобном случае, но ты сильно не надейся и не зацикливайся. Маша не вещь, чтобы вот так ее передаривать. Отношения — штука сложная… А когда еще любовь замешана, то вообще, тушите свет. И я, знаешь ли, тоже свое не особо охотно отдаю. Но повторюсь, решающим будет слово и мнение Маши. Понял?

— А вдруг она тебя, ну, по-настоящему любит? — прямо выдал мои мысли Иван. — И что тогда?

И сам тут же смутился. Нет, всё-таки вслух о таких вещах говорить — слишком странное занятие. Чувствуешь себя то ли идиотом, то ли чеховским героем.

— Понятия не имею. Не на все вопросы всегда есть ответы, Ваня… Но ты не кисни, оглянись по сторонам, да не здесь, ёшкин кот, головой верти, и не на улице. Я имею в виду, вообще. А пока нам надо озадачиться другим, не менее важным вопросом.

— Это каким?

Я тем временем взялся за подостывший чай.

— Поднять раскрываемость в отделе. До закрытия полугодия немного осталось, хоть как-то нужно выправить ситуацию. Ты, как инспектор уголовного розыска, в этом больше меня должен быть заинтересован и заряжен. И что-то мне подсказывает, что Трубецкой особо рвением не пышет в своей служебной деятельности.

— Да… Я даже слышал, как он один раз по пьянке сказанул, что когда-нибудь станет начальником нашего отдела. Я думал, мало ли что болтает, а теперь все переосмыслил. Это что получается? Если Купер с Трубецким заодно, то… После развала отдела старшего инспектора уголовного розыска лейтенанта милиции Антона Львовича могут запросто на место Кулебякина поставить? Так?

— Все может быть, — задумчиво пробормотал я, потирая подбородок. — Не Купер же здесь рулить останется, он Зарыбинск и наш отдел вообще дырой называет, не стесняясь в выражениях, прямо во всеуслышание.

Впрочем, Купер в это время и вправду думал, что его никто не слышит — но это мы опустим для ясности.

— Но вот еще бы понять, для чего ему это все? — продолжал я размышлять, пялясь на квадратики клеенки на столе. — Антошеньку я могу понять, допустим, он к власти рвется, хотя у меня были сведения, что в главк метит, но может начать и с кресла начотдела Зарыбинска. А вот какие мотивы у Купера? Непонятно… Короче, Ваня, если профукаем отдел, никогда этих мотивов не узнаем. Так что ты постарайся активизировать своих коллег по угро на раскрытие преступлений. Отработайте старые, месячной и более, давности, которые отчетный период нам тянут. А я свежими займусь, суточными. Теперь выезжаю на всё, даже на кражу капусты из погреба. Толк в этом определенный есть, в последнее время раскрываемость по дежурным суткам, благодаря Мухтару, ну и мне маленько, выросла. Но я, сам понимаешь, не оперативник, не наделен полномочиями дознания, не могу лезть в материалы старых дел, да и следы по тем делам давно простыли, Мухтар не поможет.

Вроде, разложил я всё неплохо, потому что Иван закивал.

— Понимаю, все сделаю. Парни-то со мной неплохие работают, просто их встряхнуть надо. Трубецкой с них за раскрываемость не спрашивал и не спрашивает, это делал Кулебякин. Пока Петр Петрович в больнице, они совсем расслабились. Все больше отписками занимаются. А не реальной оперативно-бегательной работой.

Он покачал головой — видно, любой непорядок, от сломанного механизма до отсутствия должного рвения, расстраивал его совершенно искренне.

— Вот и напряги их, — кивнул я. — Мотивируй, заинтересуй. Возьми на себя негласно полномочия начальника угро, только это, поаккуратнее, чтобы Трубецкой не пронюхал.

— Попробую… Я ведь равный по должности с ними, не все так просто. Но, — хитро улыбнулся Гужевой, — кое-что можно сделать.

Теперь он снова напоминал твердого борца с преступностью. И даже аппетит у него прорезался. Ваня пошел и купил порцию пельменей. Разговоры о Маше, работе и спасении отдела вытеснили у него неприятные воспоминания о морге.

* * *

Мы вернулись в ГОВД. Там меня уже поджидал Эдик. Его каким-то макаром пропустили внутрь, и он курил, сидя на лавочке во дворике.

— Привет, началь… э-э… Сан Саныч, — мигом поправился фарцовщик, чтобы не выдавать жаргонами свою полукриминальную принадлежность. — Я тебе пирожки привез.

— Привет-привет трудовому народу, какие пирожки? — немного опешил я.

Помнится, пирожки мне носила Аглая, при чем тут Эдик?

— Известно какие, с ливером и капустой, от бабушки, — подмигнул фарцовщик. — Пойдем до машины. Покажу…

— А-а… От бабушки, — многозначительно закивал я. — Ну пошли.

Я заскочил к себе в кабинет и распотрошил тайник под половицей. Там я хранил деньги, доллары и золотой портсигар. Взял с собой только рублики, чтобы рассчитаться с Эдиком. Он, наконец, привез мне модный шмот. Вчера-то только колготки притаранил, сказал, что остальное позже привезет, мол, качественные вещи так просто с кондачка не достанешь, а из его личных товаров, что были на продажу, оказалось, не все есть моего размера. Прослышав такие разговоры, я было подумал — обманет меня лохматый, ан нет… Сам приехал. Привез вещички.

Мы вышли за пределы ГОВД и сели в «шестерку», которая стояла в тени тополя. Чуток отъехали от отдела и встали в