– Вот как? Но ведь алкоголик часто не дает себе отчета в том, что он делает.

– Возможно, – пожал плечами Легкоступов. – Но мне кажется, что в этом деле замешана еще одна женщина.

– Ты так думаешь из-за волоса, запутавшегося в лилиях?

– Не только. Но из-за него тоже, – признался Валерьян.

– А что думает об этом волосе следователь?

– Понятия не имею! – ответил Легкоступов и добавил сердито: – Только если бы его там не было, Наполеонову явно было бы легче засадить бедолагу Крысинского!

– Так уж и бедолагу, – усмехнулась Мирослава.

Валерьян повел плечами.

– Хорошо, я поняла твои чувства, – сказала детектив и спросила: – А еще что-нибудь ты можешь мне сказать?

– По убийству нет, – ответил он. Заметив задумчивость на ее лице, добавил: – Думаю, что Незовибатько может что-то сказать. К нему в лабораторию увезли много материалов из этой квартиры.

– Спасибо, Валерьян.

– Вам уже надо идти? – спросил он, и глаза его стали грустными.

– Нет, я хочу еще погулять среди дубов.

– Отличная идея! – воодушевился он.

– Ты ведь составишь мне компанию? – лукаво улыбнулась она.

– Конечно! О чем разговор! – Он уже было собрался вскочить со скамьи, но она удержала его: – Погоди! – Пододвинулась к нему поближе и спросила вкрадчивым голосом: – Солнышко, ты не мог бы показать мне хотя бы одну фотографию с места преступления?

– Я не… не могу, – начал он, заикаясь и бледнея.

– Я знаю, ты уничтожил все снимки и все, что осталось, находится у следователя.

Он собрался облегченно перевести дыхание и поблагодарить ее за понимание, но не тут-то было!

Мирослава больно ущипнула его чуть повыше локтя, а потом настолько плотно придвинулась к нему, что между ними и волосок бы не проскользнул, после чего горячо прошептала на ухо:

– Ты же знаешь, я умею держать язык за зубами.

– Я знаю…

– Ну вот, мне очень нужно. – Ее губы коснулись мочки его уха. – Я взгляну лишь одним глазком.

Ему показалось, что жар, исходящий от ее губ, объял его полностью.

– Если только одним глазком, – вырвалось у него.

– Конечно, конечно, – заверила она все так же обжигающе ласково.

Валерьян с трудом достал свой смартфон.

Мирослава тотчас выхватила его из рук фотографа и уже спустя полминуты погрузилась в просмотр его содержимого. Действовала она с профессиональной быстротой и за считаные минуты увидела все, что ее интересовало, вернула гаджет впавшему во временное оцепенение парню.

– Спасибо, Валера. Прости, Валерьян, – сказала она и, повернув его голову к себе, поцеловала в губы. После чего проговорила как ни в чем не бывало: – Наполеонов прав, волосок, блеснувший на стебле, на твоем снимке и впрямь похож на луч. Ты настоящий кудесник!

– Вы думаете? – переспросил он, медленно приходя в себя.

– Я уверена в этом, – заверила она.

И он понял, что она говорит правду.

После прогулки между дубов они покормили белок, покатались на воздушных каруселях и на колесе обозрения. А потом все-таки пошли в кафе и просидели там почти полтора часа.

Валерьян Легкоступов чувствовал себя чуть ли не самым счастливым человеком на свете. Он, конечно, понимал, что скоро она уедет в свой коттедж, в котором живет и ее помощник, красавец-прибалт Морис Миндаугас. И, наверное, он является ее любовником. Хотя, может быть, и нет. Но тем не менее… – на этом он оборвал поток своих мыслей, решив наслаждаться выпавшим на его долю счастьем общения с Мирославой наедине.

Когда она вернулась домой, Морис тотчас же учуял запах чужой туалетной воды, но ничего не сказал. По почти неуловимым признакам он определил, что, если она и была с мужчиной, то не в постели. Хотя светлый короткий волос, оставшийся на ее жилете, сброшенном в прихожей, говорил о том, что контакт был близким. Дружеские объятия, которые она время от времени позволяла себе? Или же у нее появился кто-то…

«Но ведь она уезжала по делу», – ломал он себе голову. Спрашивать напрямую не решался.

За ужином отметил, что ест она неохотно, скорее всего, не потому, что голодна, а чтобы не обидеть его.

Он принюхался, после душа аромат чужой туалетной воды был едва уловим. Но все-таки был. Хотя кот на него почему-то не реагировал.

Морис тихо вздохнул, но Мирослава этого не заметила или решила не придавать значения вздохам своего помощника.

– Завтра я собираюсь наведаться к Незовибатько, – сказала она.

– Зачем? – спросил он, чтобы хоть что-то спросить.

– Надеюсь, что Афанасий Гаврилович найдет чем порадовать меня.

– Горчаковский навел вас на какую-то мысль? – спросил Миндаугас машинально.

– Горчаковский? – рассеянно переспросила она.

– Но ведь вы ездили к нему с какой-то определенной целью? – в голосе Мориса послышался холодок.

– Ах да, конечно, – ответила она, – я хотела узнать, не давала ли Елена Валентиновна своему первому мужу поводов для ревности.

– А точнее, не заглядывалась ли она на малолеток, – усмехнулся он.

– Типа того, – согласилась Мирослава.

– И что?

– До того, как жена объявила Горчаковскому, что она полюбила другого и подает на развод, подобная мысль никогда не закрадывалась ему в голову.

– То есть Елена Валентиновна никогда ни с кем даже не флиртовала?

– Ни-ни, – подтвердила Мирослава.

– И вот так с бухты-барахты? – спросил он.

– Ты же сам говорил, что любовь, сердцу не прикажешь, все тому подобное, – сказала она.

Морису совсем не понравился тон, которым она произнесла эту фразу, так и слышался подтекст – типа слов «всякая дребедень», поэтому он сухо ответил:

– Да, я говорил, что к человеку может прийти настоящая любовь, с которой трудно справиться.

– И надо ли? Ты это имел в виду?

– Я не знаю, – признался он, – у кого-то на самом деле может быть любовь, а кому-то просто так покажется.

– Я склонна с тобой согласиться, – ответила она, откладывая вилку.

– Что, невкусно? – спросил Морис.

– Вкусно. Просто я устала.

– Охотно верю, – сухо проговорил он, – ведь вас дома с утра не было.

Она проигнорировала его намек, вернувшись к теме общения с первым мужем убитой Андриевской.

– Можно сказать, что разговор с Горчаковским скорее опроверг мою версию, чем подтвердил ее.

– Почему вы так уверены, что жертва изменяла мужу? – сердито спросил Морис.

– Я не то чтобы уверена, – улыбнулась она, глядя в его сверкающие льдом глаза, – я просто разрабатываю свою версию.

– Свою версию? – уточнил он. – Она у вас одна?

– Сейчас одна.

– Разве кто-то что-то подтвердил?

– Пока не очень. Но давай отложим разговор на потом.

– Как вам угодно, – ответил он, поднялся из-за стола и стал складывать грязную посуду в мойку.

– Я помогу тебе, – сказала она.

– Не надо. Я вижу, что вы так устали, что еле держитесь на ногах. Отдыхайте. Я сам справлюсь.

«Ерничай, ерничай», – подумала про себя Мирослава и, не сказав помощнику больше ни слова, удалилась в свою спальню.

А он принялся мыть посуду с таким старанием, словно надеялся смыть с нее все не только видимые загрязнения, но и незримые пятна, наносящие ущерб ее репутации.

Дон спрыгнул с дивана и поспешил за ушедшей хозяйкой.

«И ты туда же», – подумал Морис, неизвестно что ставя в вину коту. Разве что только его неизменную привязанность к Мирославе.

Засыпая, Мирослава вспоминала,