Через дежурную часть не прорваться. Там запросто может оказаться кто-то из управления, и у входа дежурит вооруженный полицейский. Нет, не пробежать, даже если все сделать максимально неожиданно. Леха решил использовать другой способ покинуть здание. Справа коридор заканчивался окном. На нем не было решетки, и выходило окно на оживленную улицу. Но сейчас поздний вечер и на улице не так светло и не так людно. Только бы там все еще стоял тот стул, который Леха видел вчера, когда его заводили в камеру через этот коридор.

Горобец высунул голову в коридор. Никого! Вдруг слева, со стороны дежурной части, послышались шаги. Неважно, кто шел, важно, что сейчас все вскроется, сейчас этот человек увидит открытую решетку камеры и мертвого сержанта. Больше не размышляя, Леха бросился по коридору направо. Хорошо, что ботинки на его ногах были на резинке. Будь там шнурки, их бы вытащили, как сняли с него брючный ремень перед помещением в камеру, и бежать было бы очень трудно. Придерживая одной рукой брюки, Леха подбежал к окну и ухватил за спинку тяжелый стул, который попал в управление, видать, еще в советские времена. Два сильных удара, и стеклопакет разлетелся осколками, которые вылетели наружу и усеяли пол в коридоре. Не поворачивая головы на звуки приближающегося топота ног и крики, Леха вскочил на подоконник и выпрыгнул на улицу. Если бы окно было на девятом этаже, он бы все равно прыгнул. Пути назад у него не было ни при каком раскладе.

Кажется, прыгнуть Леха успел за секунду до того, как чья-то рука попыталась ухватить его за рубашку. Он упал на асфальт, со злостью почувствовав, что ушиб колено. Но расслабляться было нельзя. Вскочив на ноги, Леха побежал по улице. Из ближайшего двора неторопливо выезжала «Газель» с открытым кузовом. Скрипя зубами от боли в ушибленной ноге, он добежал до машины, подтянулся буквально только на руках и повис животом на заднем краю кузова. Сейчас они заведут пару машин и бросятся в погоню. Из окна несколько человек хорошо видели, как он повис на борту машины. «А вот хрен вам, ребята! – зло подумал Горобец. – Вы теперь эту машину искать будете».

Через три минуты, когда машина вывернула на улицу, у перекрестка он спрыгнул с борта и, стараясь не хромать, поспешил в сторону крытого рынка. Из рынка три выхода на соседнюю улицу. Пока что эти ухари ищут машину, перехват организовывают. Чувство свободы, ощущение, что опасность осталась позади, захлестнули Горобца. Он даже дышать стал тяжело, как после долгой пробежки. Неужели обошлось, неужели смог? Это же просто везение невероятное! Смерть ведь в глаза глядела. А она так и будет теперь смотреть. Своего они ему не простят, понял Горобец. Сколько удастся побегать на воле? День, два? Возьмут они его, как пить дать возьмут. В городе ему деться некуда.

Гуров мог бы помочь, спрятать в обмен на информацию. А он поможет, если узнает, что Леха полицейского пришил? Продажный, но все равно он ему свой. А может, и поможет, он же их тут хочет всех прижучить, и Леха ему нужен! Нужен сейчас, уговаривал сам себя Леха, а потом Гуров сдаст его следакам, и накрутят ему большой срок и убийство мента навесят. Он уже никогда не выйдет с зоны, если вообще попадет, а не на тот свет.

Горобец торопливо прошел между торговыми рядами закрывающегося рынка и вышел на соседнюю улицу. Где-то неподалеку выли полицейские сирены. Это могли и его искать, а может, и на происшествие кто-то спешил.

Он остановился в темноте у ворот и задумался. Денег нет, но эта проблема решается просто. Без документов сложнее, но город покинуть можно и без них, есть варианты. Проблема в другом: как быть дальше? Нужно раствориться на просторах страны, исчезнуть, раздобыть новые документы и начинать жить по-новому. Но, как показывает опыт, по чужому паспорту прожить можно год, два, пять, а потом все равно всплывет твое нутро. Опытные люди говорят, что в полиции какая-то хитрая система учета, они всегда могут поймать на том, что «твой» паспорт выдан не тогда, когда должен был быть выдан по твоему возрасту. И не по твоему месту жительства, которое ты указал. И еще много тонкостей, которых никто, кроме самих полицейских, не знает. «Положение мое – полная задница, – сделал вывод Горобец. – Сам по себе я полный ноль!»

Когда он еще только ехал, повиснув на заднем борту машины, в камеру ввалились человек пять офицеров, включая оперативного дежурного. Двое сразу присели на пол рядом с телом сержанта, пытаясь нащупать пульс, кто-то кричал, что преступник уехал на машине и погоня уже отправилась. Сообщения постам передаются, приметы сейчас будут. Дубов стоял за спинами офицеров и смотрел на убитого. Потом его внимание привлек шприц с иглой, который закатился за ножку лавки.

Шприцам делать в камере изолятора нечего. Он не мог выпасть из кармана задержанного, всех тщательно при понятых обыскивают. Значит? Значит, этот сержант вошел сюда со шприцем. Для чего? Надо, чтобы Гуров разобрался. Если сейчас тут шприц найдут, его уничтожат, и ничего не докажешь. Останется только побег Горобца с убийством полицейского. А он ведь жизнь свою защищал, его ведь убить хотели. Эти мысли вихрем пронеслись в голове курсанта. Он незаметно присел и, не привлекая к себе внимания резкими движениями, носовым платком сгреб в ладонь шприц. Так же медленно и почти незаметно вышел за спинами офицеров из камеры.

День был дождливый и унылый. Гуров уже в третий раз звонил в клиническую больницу, но Хоревой все еще не было на месте. Сердобольный женский голос наконец сжалился над упорным мужчиной, названивающим половину дня.

– Вы по поводу бальзамирования, да? Вызвать на квартиру хотите?

– Ну, как бы вам это сказать, – начал было выкручиваться сыщик.

– Да говорите как есть. Дело-то житейское. У всех у нас когда-то кто-то умирает. Тут уж без Веры Андреевны не обойтись. Умелица она у нас, руки золотые. Так обработает покойничка, что и запаха не будет, хоть и около батареи гроб поставите. Это уж проверено. Да и не первый год она помогает людям. А только вы что же, не через похоронное бюро к нам обращаетесь? Там вас с Верой Андреевной связали бы сами. Она не звонила вам?

– Да-да, – поспешно