Шрифт:
Закладка:
Битти спрыгнул в могилу и наклонился над пробоиной в крышке гроба. Очистив ее от мелких камней, он воскликнул: «Вы только посмотрите! Это, наверное, рубашка Хартнелла!» Маленький лоскут, похожий на ткань сорочки Торрингтона, выглядывал из-под кромки льда. Предположительно, он был сорван с правого рукава, и Битти решил, что если порван рукав, то, возможно, повреждено и тело Хартнелла.
На крышке гроба Хартнелла не было таблички, как у Торрингтона, и Битти подумал, что ее сняли те же люди, что вскрыли гроб. При более тщательном осмотре древесины в том месте, где находилась бы пластинка, следов от гвоздей также не обнаружили, хотя они могли забиться землей за срок, прошедший с момента изъятия. Конечно, можно было предположить, что, являясь всего лишь старшим матросом, Хартнелл и вовсе не заслуживал подобной таблички. Но если учесть, что ее, как правило, изготавливали товарищи по кают-компании (а среди них был и его младший брат), то, вероятно, она все-таки когда-то была. Обращала на себя внимание и еще одна странность: гроб Хартнелла не только находился слишком близко к поверхности, но его по какой-то причине не выровняли по отношению к надгробию. Однако ученые решили, что эта загадка может подождать до их следующего визита, а пока им предстояло поднять крышку гроба.
23 августа с замиранием сердца все собрались вокруг могилы, когда Коуэлл решился открыть гроб. Внутри опять оказался крепкий монолит льда. «Нет никаких сомнений, что он сохранился так же хорошо, как и Торрингтон», — с облегчением сказал Битти. Тем не менее ученый опасался, что тело Хартнелла, как и его гроб, могло иметь повреждения. Но убедиться в этом можно было лишь единственным способом.
После первой эксгумации ученые с удивлением увидели перед собой тело худощавого человека вполне невинной наружности. Торрингтон отнюдь не напоминал морского волка и искателя приключений. Если ничего не знать об обстоятельствах его гибели, то могло бы показаться, что это ничем не примечательный молодой человек, который слишком рано ушел из жизни. По этой причине ученые даже боялись предположить, что именно они обнаружат под слоем льда в гробе Хартнелла.
Коуэлл начал лить воду на область лица покойного и вскоре сквозь тающий лед показались очертания носа. Если лицо Джона Торрингтона немного изменило цвет в результате контакта с окрашенной тканью и воздухом, то цвет носа Хартнелла казался вполне натуральным. Постепенно Коуэлл смог рассмотреть, как сквозь лед проступают черты покойника — пугающий лик смерти.
«Этот парень жутковат, — сказал Коуэлл, продолжая растапливать лед, покрывающий Хартнелла. — Он настоящий пират. И это меня пугает».
Остальные молча наблюдали за тем, как лицо наконец полностью освободилось от ледяной корки. Вероятно, только сейчас они почувствовали, как измотала их эксгумация Торрингтона. Как и в прошлый раз, их поразило лицо мертвеца, внезапно проявившееся из ледяных оков. Поразило — но по-другому.
Гроб Джоно Хартнелла, поврежденный в 1852 г. командором Инглефельдом и доктором Сазерлендом при эксгумации
Если Торрингтон был воплощением юной и трагичной невинности, то Джон Хартнелл олицетворял собой суровую реальность, полную смертей и страданий: его лицо выглядело именно так, как мы представляем себе настоящего морского волка XIX века. Правая глазница казалась пустой, губы жестко сжаты, как будто он выражал свой гнев, что умирает так рано, не завершив своего похода. Возможно, именно эти мысли Джона Хартнелла, а также сильная боль, от которой он страдал в последние минуты своей жизни, запечатлелись или в буквальном смысле застыли на его лице.
Голову его покрывала вязаная шапка, из-под которой выбивался локон темных волос. Тело было облачено в саван, в верхней части доходящий до рыжеватой бородки. Левый глаз, в отличие от правого, казался совершенно нормальным. «Интересно, почему такая разница? — проворчал про себя Битти, когда пришел его черед взглянуть на Хартнелла. — Может быть, глаз пострадал еще при его жизни? Или он был серьезно болен?» Однако ответы на многочисленные вопросы приходилось оставить до следующего визита на остров Бичи.
Кроме лица, ото льда расчистили фрагмент одежды, покрывающей правое предплечье. Оказалось, что тело завернуто в ткань. Часть савана и рукав на правой руке были разорваны киркой во время первой эксгумации. Похоже, повредили и саму руку. Общее время, затраченное на вскрытие могилы Хартнелла, составило почти двенадцать часов.
Позднее, вернувшись в лабораторию и библиотеку Эдмонтона, Битти удалось сложить воедино все фрагменты этой головоломки. Сэр Эдвард Бельчер стал первым, кто сделал попытку раскопать могилы — впрочем, неудачную. В октябре 1852 г., наткнувшись на слой вечной мерзлоты, его люди сдались, убрав лишь несколько дюймов почвы. Через месяц члены частной поисковой экспедиции все же провели эксгумацию Хартнелла. Руководил этими поисками командор Эдвард Инглефельд, которого сопровождал доктор Питер Сазерленд. Именно он предлагал провести эксгумацию еще за два года до этого, во время поисковой экспедиции под командованием капитана Уильяма Пенни. Инглефельд имел солидный арктический опыт. В 1853 г. его наградили арктической медалью Королевского Географического общества. Во время наградной речи сэр Родерик Мерчисон (руководитель Общества) сообщил об эксгумации. Запись той речи грешит неточностями и приукрашиванием:
«Командор Инглефельд, находясь в частной экспедиции, решил раскопать мерзлую землю, чтобы убедиться, в каком состоянии эти люди были преданы земле. Открыв один из гробов, он практически нашел то, что искал. На глубине шести футов (1,8 м), достигнутой им с большим трудом, пробившись сквозь твердую, как скала, вечную мерзлоту, они нашли гроб с именем У. Хартнелла в отличном состоянии — как будто его только что привезли на сельское английское кладбище. Каждая пуговица, каждое украшение были в полном порядке, и, что наиболее важно, — тело, отлично сохранившееся
