- А как тебя называли у Дурслей?

- Уродкой, - совершенно искренно ответила девочка. – А в школу записали, как Эмму Смит.

«Мило! - прокомментировал Анна услышанное. – Интересно, какие еще низости совершаются для общего блага?»

- Ну, теперь-то ты знаешь, как тебя зовут, - улыбнулась она девочке. - Но это, милая, надо держать в секрете. Пока даже от мамы, когда ты с ней встретишься. Ей не надо пока знать, что ты нашлась. Она не сможет тебя защитить, а вот навредить ненамеренно может. Обрадуется, разнервничается и случайно проговорится…

***

Поход по магазинам с маленькой девочкой, в которую можно играть как в куклу, наряжая ее в разные красивые вещи, оказался более чем интересным опытом. Анне с некоторых пор и самой нравилось одеваться «хорошо и со вкусом», а теперь вполне неожиданно выяснилось, что покупать модные вещи для нечужой для тебя девочки - это тоже удовольствие. И получалось, - хотите верьте, хотите – нет, - что физиология в большой степени определяет психологию. Анна, например, никогда раньше ничего подобного не испытывала, и вдруг нате вам – у нее прорезался материнский инстинкт.

Хэтти ходить по магазинам, в конце концов, тоже понравилось. Правда, сначала она дико стеснялась, - все было очень красивое, но страшно дорогое, - однако Анне удалось ее все-таки убедить, что «тетя ангел» от этого не обеднеет, потому что Леди Энгельёэн, ух, какая богатая! Денег у нее куры не клюют и все такое, но главное, ей это в радость и в удовольствие. Не станет же Гарриет лишать своего ангела крупицы счастья? Эти доводы показались ребенку вполне убедительными, и девочка немного успокоилась, а успокоившись, начала и сама наслаждаться не столько самими вещами, - хотя они ей все жутко нравились, - сколько самим процессом. Выбором, примеркой, принятием решения. Причем, Анна не то, чтобы самоустранилась, но она намеренно предоставила Гарриет столько свободы, сколько та могла унести. Тогда-то и выяснилось, что «унести» Хэтти может очень много, только дай. Она оказалась не только толковой, - очень умной и внимательной к деталям, - но и на редкость решительной девицей. Ей только и надо было, что увидеть, как обстоят дела на самом деле, и соответственно понять - тетя Ангел ее не обманывает и не разыгрывает. Это не подстава, чтобы посмеяться над уродкой. И, как только она это поняла, все сразу же наладилось, и девочка уже не скрывала своих радости и удовольствия, причем, в той же мере, что и сама Анна.

Гарриет наслаждалась и получала удовольствие, но, как ни странно, не от самих покупок, а от процесса им предшествующего. Ей понравилось выбирать и примеривать, искать и находить, сравнивать и оценивать, но при этом она не спешила принимать окончательное решение, - брать или не брать, - и не позволяла Анне скупать все подряд. А вкус, к слову сказать, оказался у нее просто замечательный, оригинальный и явно самостоятельно развитый. Как это могло случиться с Гарри Поттер, живущей под лестницей и одевающейся в обноски, понять было крайне сложно, но Анна эту загадку все-таки разгадала.

«Она мечтательница!» - решила Анна, понаблюдав за девочкой в течении дня, и, как вскоре выяснилось, ничуть в своем предположении не ошиблась.

- Я все время что-нибудь придумываю, - откровенно рассказала ей девочка, уплетая мороженное в кафе «Баскин Роббинс»- чтобы не было так грустно…

- Придумываешь? – решила уточнить Анна. - Что, например?

- Другие жизни, - просто, как о чем-то само собой разумеющемся, ответила Гарриет.

- Что, прости? – удивилась Анна.

- Я придумываю себя другую, - объяснила девочка. – Как будто бы, я родилась у других мамы и папы, или, что они не умерли, или про то, что мои тетя с дядей хорошие добрые люди… Он профессор-физик, а она врач или адвокат… И у них, кроме меня, есть дочь, с которой мы дружим и играем… Но, если это другая жизнь, то и выгляжу я по-другому, иначе одеваюсь и веду себя по-другому…

Анна смотрела на нее и… Да, да, трудно поверить, но она умилялась и одновременно негодовала, слушая эту замечательную девочку. И, поскольку она по природе своей являлась чрезвычайно деятельной натурой, Анна не могла не думать о том, как бы ей ускорить все те дела, которые ей предстояло переделать, чтобы помочь Гарриет Поттер обрести украденное у нее счастье.

Трудно сказать, в чем тут было дело, однако, предавшись попутно планированию операции, еще и самоанализу, Анна обнаружила, - при том достаточно неожиданно для себя, - как сильно она изменилась за это, в общем-то, короткое время. Не внешне, разумеется. Тут, собственно, вообще, не о чем говорить. А психологически. Так, наверное, правильнее будет определить случившиеся с ней изменения, поскольку все, о чем она сейчас подумала, так или иначе, касалось ее поведения и реакций на те или иные раздражители. Прежде всего, она никогда, имея в виду себя прежнюю, не была такой решительной, а порою, даже излишне резкой. И эмоциональной такой она тоже никогда не была. Моментами, по-женски сентиментальной. Влюбчивой, а не любвеобильной, как это случалось с ней раньше, то есть, в эпоху «до того, как». А еще она стала обидчивой и, пожалуй, отчетливо мстительной. И еще одно наблюдение. Анна бесспорно являлась хорошим человеком. Все ее прошлое и даже короткое настоящее, все говорило за то, что она верный друг и порядочный человек. Однако, думая сейчас о том, что и как нужно сделать, чтобы спрятать и обезопасить Хэтти, она совершенно спокойно приняла среди прочего тот факт, что для обязательных в этом случае ритуалов ей понадобятся жертвы. Магия крови требовала, порой, человеческих жертвоприношений, и это был как раз ее случай.