Шрифт:
Закладка:
— Как Вы оцениваете роль и значение танков на войне?
— Если танки придавались наиболее сильным и стойким частям, то они почти всегда производили действительно должный эффект. Первые красные части, заметив какие-то двигающиеся машины, не уяснили, по-видимому, их роль, но когда, несмотря на огонь, свободно преодолевая местные препятствия, танки врезались в неприятельское расположение и стали в полном смысле уничтожать красные цепи — разразилась полная паника…
Мне стало обидно за «своих» и, с ехидной подковыркой спрашиваю:
— А если бы напротив — у вас не было бы танков, а у красных они б, имелись?
Удивлённо приподняв бровь:
— Откуда?
— Не важно…
Слащёв, не стал лукавить и честно признался:
— Тогда б, бежал я со своими орлами!
После небольшого замешательства, он продолжил:
— … Весть о появлении танков разнеслась среди большевистских войск и лишила их всякой сопротивляемости. Ещё издали, завидя танки, большевики немедленно очищали свои позиции и поспешно отходили.
Затем помрачнев:
— Но затем, произошло что-то невероятное. Красные научились воевать, а мы — разучились. Без должной поддержки решительной пехоты танковая атака на Каховском плацдарме провалилась… Но, меня там не было!
«Рассказывай, рассказывай! Было б, тебя там или не было, а всё равно — вам хорошенько б, там наваляли».
— Яков Александрович! Ане кажется Вам, что пехоту надо специально обучать, избавляя её от «танкобоязни»?
— «…Танкобоязни», говорите? — он как будто жевал это слово, пробуя его на вкус, — да! Мысль об этом меня посещала, бывало.
Введение перед войной «обкатку танками», совсем бы не помешала советской пехоте!
Перевожу разговор на другую тему:
— Ладно, с танками всё понятно. А авиация?
В глазах Слащёва вновь вспыхнули огоньки:
— В Юшуньском бою мне недоставало даже телеграфа для связи с собственными войсками… Зато, у меня имелось целых ШЕСТЬ(!!!) летательных аппаратов — заменивших мне всё. Лётчики летали на них непрестанно, донося о положении своих и неприятельских войск и, соответственно этому — я отдавал распоряжения, которые с аэроплана сбрасывались боевым участкам…
Почему-то, даже в самом конце Великой Отечественной Войны у армейских начальников не было под рукой своей собственной армейской авиации — которую можно хотя послать разведать, что там «за леском» творится. Всё надо было, чуть ли не через Генеральный штаб РККА согласовывать.
И после этого, они на «тупых» обижаются!
— … Задачу задержать наступление красных тоже взяла на себя авиация. С рассвета и в течение всего дня до самого заката, непрерывно сменявшие друг друга самолёты забрасывали скопившиеся в Юшуни войска красных и их обозы бомбами и обстреливали пулемётным огнём с воздуха. Тогда, впервые выявилась могучая роль авиации как подвижного резерва старшего начальника! Собственно, потери красных от действий самолётов — были ничтожны и выражались всего в нескольких десятках человек… Но зато само воздействие налётов с воздуха — настолько потрясло психику их войск, что заставило командование отказаться от активных действий. Результатом этого был беспорядочный отход резервных частей и обозов красных на север, под фланговый удар нашей конницы подошедшей с юга. К сожалению, на следующий день — густой туман не позволил самолётам принять участие в преследовании панически бегущего противника.
Закурив вновь, Слащёв сделал несколько затяжек и резюмировал:
— Конечно же, как и в случае с «танкобоязью» — войска надо обучать не бояться авианалётов и вооружить соответствующим оружием — для противодействия им.
Замечательно!
Это именно тот человек, который мне нужен — для воспитания и обучения Ваньки да Саньки и их команд.
— Наш общий знакомый должен был передать Вам один фантастический роман. Яков Александрович, Вы прочли его?
— Вы говорите про «Марс наш!», некого фантазёра Артура Сталка? Нет, я его не прочитал…
У меня непроизвольно участился пульс и от стыда загорелись уши.
— … Я его буквально ПРОГЛОТИЛ(!!!) за одну ночь!
Пульс стал выравниваться, а вот уши продолжали «гореть» с всё увеличивающимся накалом. И уже совсем от другого чувства. Если б¸ здесь было несколько темней, они б, пожалуй — светились как нагретые добела заготовки у кузнечного горна.
— Кроме несомненных литературных достоинств сего опуса, — во рту почему-то стало сладко-сухо, — что можете сказать?
Пожав плечами и посмотрев куда-то вверх-в сторону:
— По книге Сталка я в общих чертах понял войну будущего, а сегодня по картине этой юной особы — как своими глазами увидел её… Войну, лет так скажем… Через сто.
Внутренне лишь усмехнувшись такому наивняку, я:
— К сожалению, Вы ошибаетесь! Технический прогресс набирает обороты и, такие «удовольствия» — ждут нас уже лет через двадцать. Однако, я не про то…
Тот, не стал возражать, видно памятуя слова Миши о моём «даре предвидения».
— … Яков Александрович! Вы сможете на основе этого фантастического романа, создать новую военную доктрину?
У «лучшего тактика», чуть глаз не выпал:
— Что⁈
Терпеливо повторяю:
— Разработать для Красной Армии новую военную доктрину, с которой можно будет написать боевые уставы для всех — новых и старых родов войск.
Слащёв завис, а я взываю к его тщеславию:
— Неужель, Вы не хотите встать в один ряд — хотя бы с Драгомировым, про Клаузевица — уж скромно промолчу?
Тот, мнётся и, как-то растерянно по сторонам озираясь:
— Написать то можно… Почему бы не написать?
— Ну так — соглашайтесь на моё предложение и, пишите!
— Некоторые положения боевых уставов придётся обкатать хотя бы на учениях…
— В вашем распоряжении будет целое «Начальное военное училище имени Фрунзе». «Обкатывайте» себе на здоровье! А правильно ли Вы их обкатали, проверят многочисленные военные конфликты.
Наконец, мы с ним дошли до главного препятствия-препоны. Плотно сжав челюсти, он как будто протолкнул сквозь зубы:
— Вы такой же фантазёр, как и этот Сталк! Никто не примет военную доктрину из рук белого генерала — пусть и самого лучшего, пусть и уже бывшего…
— Ничего страшного! Примут из рук «Красного маршала».
Несколько настороженно:
— Это ж, кто таков?
— Присутствующего на Вернисаже Михаила Тухачевского — ждёт блестящее будущее и, мы с вами ему в этом поможем.
* * *
Сей персонаж, которого в данный момент охмуряет Елизавета —