и это оказался триптих Иеронима Босха «Стог сена».

– Из Прадо? Мадрид? – переспросила Вера.

Даниель самозабвенно, с радостью мальчишки, показывающего свои машинки, расшифровывал каждую миниатюру, которую изобразил самый загадочный мастер Северного Возрождения. Было видно, что он действительно влюблен в искусство!

Вера представила себя рассказывающей внукам историю, как боялась до чертиков, что их дедушка запрет бабушку в бункере один на один с Иеронимом Босхом.

– Это на самом деле не все. Есть еще одно помещение, где лежат наиболее ценные экспонаты, но я даже не знаю, где вход. Не могу найти. Именно там, скорее всего, и находится «Девочка с воздушным шариком». Я раз пять сюда один приезжал, у меня есть доступ к этому помещению, но про то я знать был не должен. Однажды, еще в юношестве, я видел, как сюда привезли картину Айвазовского. Очень люблю Айвазовского, у меня до сих пор хранятся старые альбомы с репродукциями его картин, смотрю их перед сном – помогает от бессонницы. Я зашел следом за рабочими, а они стояли в зале без картины. Тогда мне показалось, что это магия какая-то. Но я почти сразу же понял, что есть еще одно хранилище. И мне о нем никто никогда не сообщал, даже отец.

– Вот Эмиль бы точно его обнаружил, – сказала Вера. – У него есть специальная аппаратура, что-то среднее между миноискателем и штуковиной, похожей на рюкзак-пылесос, как у охотников за привидениями, с наушниками.

– Знаю, – улыбнулся Даниель. – Видел ее в действии. Поэтому я и обратился к вам. Хотел, чтобы вы оба сюда спустились и помогли мне найти картину Бэнкси – убедиться, что она такая, какой ее задумал художник. Продаже мне все равно не помешать, вещь не моя, но я не позволю надругаться над искусством.

– Жаль, что все пошло не по плану, – вздохнула Вера. – Мне одной без Эмиля ни за что не найти.

– Ладно. Я еще надеюсь вмешаться во время аукциона или передачи картины… Что это будет, даже не знаю. Хорошо, что ты рядом.

И тут их оглушил звонкий детский смех.

Дверца бункера лязгнула и почти захлопнулась. Они ринулись к ней, Даниель успел просунуть пальцы в щель, а Вера со всей силы стала толкать ее от себя. Даниель сильно побледнел, его била дрожь, на шее выступили вены, лоб покрылся бисеринками пота.

К счастью, они справились: налегли на дверь и вывалились наружу, на каменный пол. Даниель вскочил, вслепую схватил Веру за руку и потащил к лестнице. Он тяжело, с присвистом дышал, не заметил, что Вера подвернула лодыжку и полетела на пол, потянув его за собой. Оба рухнули у подножия лестницы. Даниель захрипел и изогнулся дугой. На его вдруг ставших синими губах выступила пена, он стал биться в конвульсиях.

Вера ошарашенно отскочила. Ногу прошила боль, которая тотчас ее отрезвила, вернув самообладание профессионала. У Даниеля начался приступ эпилепсии.

Она пару раз была свидетелем подобного рода припадков в психиатрической больнице, где проходила практику, и тут же приступила к решительным действиям. Стянула его за ноги со ступеньки на ровный пол и повернула боком. Сорвала с себя шаль, скомкала и сунула под голову. Но в этот момент Даниель вытянул руку и, опершись на нее, поднялся на четвереньки. Второй рукой он начал шарить по полу в поисках очков.

Вера зажгла на телефоне фонарик и посветила им чуть в сторону, чтобы яркий луч не спровоцировал повторный приступ.

– Как ты? – Она опустилась на колени рядом с ним.

Даниель сел, привалившись к стене. Очки он держал в руке, не надевая, видно, у него совсем не осталось сил.

– Готов провалиться под землю от стыда, – сказал он, не поднимая головы. – Прости. Ты не должна была узнать.

– Ну еще чего! Конечно, должна, ведь я твоя будущая жена. Забыл?

Он промолчал.

– Сильно ударился? – спросила Вера, убирая челку с его глаз. На скуле проступали очертания ссадины.

– Не помню… потом станет понятно.

– И давно у тебя? – Она хотела быть непринужденной, но, кажется, не получалось.

– Не слишком. Не успел свыкнуться.

Они сидели в потемках. Вера прижалась к нему боком и уткнулась лбом в плечо. Он дышал тяжело, почти заглатывая воздух, стараясь выровнять дыхание, но ничего не выходило. Вера начинала замерзать, болела подвернутая нога.

– Надеюсь, теперь ты мне веришь? – нарушил он тишину. – Слышала смех ребенка?.. Или только я один?

Последнюю фразу он произнес так, будто понял: все, что сейчас произошло, могло быть частью его галлюцинаций.

– Я слышала! – поспешила его заверить Вера. – Конечно, слышала. И считаю, что это могла быть запись, транслируемая на портативную колонку. Смех был неестественным, будто у куклы Чаки.

– Вот так я живу уже год.

– Год? А когда начались приступы?

Он ответил не сразу:

– Перед тем как поступил в Лондон. Мне было семнадцать.

– Ничего себе! – изумилась Вера. – Этому что-то поспособствовало? Пожалуйста, поговори со мной! Тебе станет легче.

– Ничего страшного. Они редко случаются.

– Но сейчас…

– Я перепугался за тебя! – перебил он ее, не сдержав нервного вздоха и даже чуть повысив голос, что было на него не похоже. – Ты и так мне не доверяешь, я же вижу.

– Доверяю, честно. – На этот раз Вера, которую вновь разобрала жалость, говорила искренне.

Они выбрались из подземелья. Вера старалась не показывать, что она подвернула лодыжку, но Даниель заметил хромоту и то, как она кривилась, наступая на правую ногу, и до самого замка нес ее на руках.

Во внутреннем дворике их встретила Сильвия, одетая в белый свитер и синие джинсы, ее рыжие волосы были чуть растрепаны и заплетены в легкую косу.

– Даниель, мы начинаем в семь, когда свет солнца будет падать косыми лучами сквозь витражи. Ксавье уже настраивает камеру.

Даниель лишь кивнул и понес Веру наверх. Она слышала, как Сильвия говорила с кем-то.

– Не перестарайся! Все должно быть естественно и выглядеть так, слово видео снято папарацци.

– Да, мама, – ответил ей Ксавье. Перед матерью его боевой задор съеживался до забавного мультяшного персонажа в пижаме из «Гадкий я», у которого отец был директором «Банка Зла».

Когда Вера и Даниель остались одни в спальне, она почувствовала, как над ним повисла тяжелая туча. Ему было стыдно, он прятал глаза. Вывих оказался не сильный, но он принялся суетиться над ногой Веры, туго забинтовал и велел два часа не покидать постели. Потом принес из кухни булочек и кофе, каких-то обезболивающих таблеток, которые принимал сам.

– А что должно начаться в семь часов? – осмелилась спросить Вера.

– Вечер памяти отца. Сильвия решила устроить его в узком