— Вообще — тебе бы в музей сходить. Кстати он тут неподалёку, вон там, на границе парка Но лучше нам идти в том направлении, к проспекту Вечного Мира, там такси можно поймать…

— Сколько топать?

— Минут пятнадцать. Ну, либо искать станцию велорикш.

— А потом трястись минут тридцать до бабули Хо, так? А там же у нас уже парк, и поток, правильно? Так может срежем.

— Ох, серьёзно… Через парк? Тебе не рано?

— Не рано, — твёрдо сказал я.

— Ну, с другой стороны, действительно. Пешком дойдём за минут пятьдесят. Давай зайдём в музей. Когда ещё окажемся в этих краях.

Пришлось идти в гору — деревья парка виднелись где-то наверху, а вокруг простирались всё те же облупленные районы. Правда, становилось всё более людным. Стайка ребятишек подбежала и стала тыкать какими-то старыми мобильниками, просить коины, новые или старые, Сян цикнула на них, и они разбежались.

— Чей это район?

— Сейчас будет район антикварщиков. Они делят парк с рыночниками с нашей стороны, с юга, и ботаниками с севера. «Стариками» их ещё называют… А недоброжелатели — Чёрными копателями. А вон, кажется, один из них.

Мы выходили на чуть более оживлённую улицу, по которой ходили аниматоры в костюмах мифических (или уже не особо мифических?) существ, а на углу на раскладном стульчике восседал дедок.

«Воздушный рис», гласила табличка. Память Чан Гуна добавила, что мы пару раз с дедом угощались подобным лакомством. А также я вспомнил, как его готовят — над специальной горелкой нагревают герметично закрытый баллон, а потом — бах! Примерно как с попкорном, только быстрее. А может это тот самый продавец? Дедок не то улыбнулся, не то нахмурился, когда увидел нас.

Я в ответ кивнул, он молча раскочегарил горелку, насыпал горсть семян с солью в баллон, плотно закрутил, принялся раскочегаривать и вращать над огнём.

— Я тебя не видел раньше, — сказал он чуть позже с небольшим акцентом. — Девку помню, тебя нет.

— У вас хорошая память, господин Пак Ким Чжоль.

Кореец? Кого только не встретишь тут.

— Из комы вышел. Шесть лет провалялся.

— Бывает, — кивнул дедок. — Трость у тебя красивая. Её мои друзья с радостью купят. За полтысячи коинов.

— Полтысячи⁈ — я удивился, но потом покачал головой. — Не продаётся. Это подарок. И…

— И оружие, ты хотел сказать? Я заметил характерный разрез под рукоятью. Что ж, ответ истинного бойца. Оружием не следует разбрасываться ради копеечной выгоды. Как звать?

— Чан Гун.

— Гун… уж не тот ли Гун, что практиковал астрологию в квартале, который у рынка сейчас… Как там улица называется… Дед твой, да?

— Ага! — кивнул я. — Вы знаете, где он? Что с ним стало? Он погиб⁈

— Понятия не имею. Мы так, немного совсем общались. Он мне помог лет десять назад… подсказал кое-что про документы. Ещё до Катастрофы. Но поговаривают, что первое чудовище его и сожрало. А ты, получается, выжил? Случаем, не прямо там был при прорыве?

— Хм… не там, — зачем-то решил я соврать. — Но ударной волной достало.

Видимо, неубедительно.

— Если там — то помалкивай про это, — посоветовал Пак Ким Чжоль, и у него на миг зажглись глаза.

Он закончил приготовление, подставил под баллон мешок, подсунул ручку, и…

Я ожидал характерного хлопка, почти выстрела, но хлопок был гораздо тише, а конец баллон охватило уже знакомое голубоватое сияние. Воздушный рис полез в мешок неспеша, неторопливо… Спустя минуту кореец отсыпал в бумажный кулёк и протянул мне.

— Половина коина. Вам со скидкой.

— Хорошо, — Сян достала телефон, заплатила, а кореец усмехнулся.

Да уж, девушка, платящая за угощение для парня — это однозначно стрёмно. Скорей бы уже получить первую зарплату.

— Ну, мелюзга, теперь ступайте к малышу Джанджи. Он проведёт вам экскурсию. И ещё раз — помалкивай. А не то найдутся люди, которые захотят разрезать тебя на кусочки, чтобы выковырять то, что в тебе наверняка застряло. Причём — и по эту, и по ту сторону забора найдутся. И даже среди моих боевых товарищей по клану есть искусные изыскатели. Я же вижу, что в тебе какая-то мешанина с шаоданями…

Улыбнулся он не то иронично, не то… злорадно. Тут я напрягся. Неужели он видит?

И главное — что именно он видит?

Когда мы взобрались по неширокой лестнице по склону холма, перед нами, чуть ниже, раскинулся парк с Основным Потоком по самому центру. Начался дождь и близкие раскаты грома — причём, какие-то непривычные, приглушённые, словно кто-то бил по большому тазу. От потока в низких разреженных облаках пробегали молнии. Зрелище, конечно, было завораживающее.

— Как этот кореец прознал, что у меня что-то с шаоданями? Янсен и то не смог выяснить при помощи своих приблуд.

— Ну, у этого дядьки то ли четвёртый, то ли пятый уровень. Запросто мог прокачать своё магическое зрение, чтобы не только тебя насквозь видеть, но и мысли читать… Идём в здание… а то промокнем.

Мы миновали ворота — охранники-громилы в длинных саронгах больше напоминали буддийских монахов, чем городских обитателей. Остановили на миг, посмотрели — внимательно, в самую душу, и пустили дальше. Мы пошли по тропинке мимо пальм и бурной парковой растительности. Ухаживали здесь хорошо, если не поднимать голову и не смотреть на поток — обычный тропический сквер с лужайками, даже туристы прилагается. Вообще, во всём была какая-то торжественность. У малыша Гуна внутри меня тут очень чётко сработало дежа вю — определённо точно он тут гулял в детстве с родителями, то ли выставочный комплекс тут был, то ли концертный зал — что-то такое. Мне же до сих пор было непривычно осознавать, что целых шесть лет прошло. Похоже, музей был здесь чем-то вроде своеобразного храма, или неофициального исторического центра города.

Хотя, конечно, все понимали, где теперь настоящий центр — не на площади, не тут, а чуть подальше, где из-под земли бъёт чудовищной силы поток неземной энергии.

И вот, мы прошли ворота и оказались у входа со здоровенной табличкой «Музей Катастрофы» и годом, когда всё это произошло.

Малыш Джанджи оказался тут как тут, он был практически карликом — маленький, смуглый, коренастый, возможно, с индокитайскими кровями.

— Местные? Опоздали на экскурсию. Тут раз в полчаса, — нахмурился он и скомандовал охранникам. —