Шрифт:
Закладка:
Кропотливая работа.
Муторная.
Но кто-то этой комбинаторикой должен был заниматься. Кто если не он? Просто в силу невозможности вложить свою картину мира, включающую огромные кластеры сведений из будущего, в головы подчиненных. Хотя бы на уровне понимая — это сделать можно, а это чушь собачья. Тут стоит вкладываться в условный «долгострой», а тут — нет. И так далее. Местные подобное просто не могли осознать, ибо не ведали того, что да как было там — за горизонтом, то есть, в будущем. Сам же царевич откровенно тяготился именно этой работы. Не его это тема. Совсем. Вообще. Никак. И если организовать опытную мастерскую, где, ставя сухие задачи персоналу, что-то делать он еще мог без особого раздражения, то тут…
Бесила и дико раздражала вся эта «мышиная возня». Тем более, что он решил «сыграть партию», уделяя большое внимание не только здоровым людям из числа толковых, но и больным. Тем самым аутистам и прочим, у которых имелись какие-то уникальные способности. Их ведь просто так не применишь. Их «обвязывать» требовалось и находить способы грамотного применения, параллельно разгребая весьма специфическую кухню. Из-за чего Алексей воспринимал себя этаким директором дурдома…
Согласитесь — сильно на любителя.
Он им не являлся.
Но слишком высокой была отдача от правильного употребления подобных людей. Отчего это все бесило его еще сильнее… Так что, тяжело вздохнув, он потянулся, зевнул и взял следующую папку. Как раз касающуюся указанной темы.
С отвращением.
Глаза бы его это все не видели…
Постучавшись, в каюту вошли.
— Пожар.
— Какой пожар⁈ На корабле⁈ И ты так спокойно об этом говоришь⁈
— Нет, — покачал головой вошедший и демонстративно перекрестился, — на корабле Бог миловал. Мы к Нижнему Новгороду подходим. И вон — уже видать большой столб дыма.
— Город горит?
— А кто его знает? Далеко еще. Но столб страшный. Черный, жирный дым.
Алексей охотно захлопнул папку и вышел на палубу. Так и было — внушительный столб дыма на горизонте. Черный. Словно горело что-то маслянистое или смолистое.
Началось долгое, томительное ожидание.
Минута за минутой.
И чтобы успокоиться, а также скоротать время, Алексей решил отвлечься, проведя осмотр парохода. Инспекционный. Он вообще умиротворялся, когда что-то проверял и, особенно, не находил при этом каких-то значимых проблем или нарушений.
Вот и отправился всюду совать свой нос.
Через полчаса он «залип» в машинном отделении, наблюдая за работой механизмов. Было в этом что-то завораживающее…
По итогам первого путешествия пароход доработали.
Комплексно.
От нужников и компоновки кают до силовой установки и движителя. Лейбниц выполнил свое обещание и спроектировал универсальный станок для нарезки шестеренок. И даже изготовил его для так сказать «грубой работы», то есть, крупных, крепких «зубчатых изделий». Отрабатывая на нем и проверяя свои идеи с тем, чтобы заняться после этого вопросами более тонкой и деликатной версией станка. Уже для организации серийного выпуска арифмометра.
Это обстоятельство, среди прочего, позволило серьезно доработать редукторный узел привода пары кормовых гребных колес. Его скомпоновали в единый узел, закрытый от загрязнения. Решили вопрос со смазкой и полностью избавили от бронзы, поставив не только стальные шестеренки, но и роликовые подшипники качения, вместо бронзовых втулок скольжения. Опытные, разумеется, подшипники. Сделанные в мастерской под спецзаказ. Штучно. Но в России много что так делалось.
Новый редуктор мог не только включать-выключать привод на любое из гребных колес и давать по нему реверс, но и выборочно их притормаживать. Что очень сильно повышало маневренность. Все-таки у не глубоко сидящего плоскодонного судна эффективность рулевого пера была крайне невысокой. Особенно на малых скоростях. Вот и приходилось компенсировать.
Саму паровую машину тоже улучшили. По котлу, получившему асбестовую теплоизоляцию. По непосредственно машине, которая теперь имела не один, а два цилиндра. Все также двойного действия, только теперь прямоточных, то есть, просто имеющих по краям впуск и по центру выпуск для пара. Что совокупно подняло ее КПД и повысило экономичность. Да, Алексей вспомнил про многократное расширение. Но внедрить его не успели — слишком сильно требовалось переделывать машинное отделение.
И это только один аспект корабля.
Пароход отлаживали и развивали в целом. Ради чего на нем находился постоянно специальный инспектор, в работу которого входило блуждание по кораблю и фиксация неисправностей. Заодно ему полагалось общаться с людьми и пытаться выведывать у них особенности эксплуатации — что, как и почему. Особливо — какие вещи нравились, а какие — мешали.
Вот его Алексей и встретил у паровой машины.
Тот уже давненько, судя по беседе, общался с кочегарами. Обсуждали дверцу топки. Сущую мелочь по его мнению. Но собеседников инспектора она почему-то цепляла.
Царевич им не мешал.
Просто слушал краем уха. Больше наблюдая за тем, как работают механизмы. А потом, заметив излишнее внимание к своей персоне, явно стесняющее кочегаров, вышел на заднюю колесную площадку — место между кормовыми гребными колесами. Откуда открывался доступ к обслуживанию их привода и вид на буксировочный крюк, за который цепляя можно «ворочать» другие корабля. Пароход ведь разрабатывался не как личная яхта. Отнюдь, нет. Здесь, на нем, проходили обкатку очень многие прикладные моменты, в том числе и хозяйственного значения…
За спиной кто-то покашлял, привлекая внимание.
Алексей обернулся.
— Город показался. Просили тебя звать. — произнес гонец по случаю. Так-то лейб-кирасир.
И верно.
Из-за поворота показался Нижний Новгород. К причалу которого пароход лихо и пристал.
Их тут никто не ждал. Крупный пожар все в округе неплохо задымил, из-за чего местные просто прозевали приближающие по реке дымы. Хотя по прошлому году заприметили их издали.
Царевич вышел на причал и начал нервно вышагивать, в ожидании городского головы «со товарищи». Задерживаться тут он не собирался. Но разобраться в вопросе хотел.
Искомые «персонажи» нашлись очень быстро. Четверти часа не прошло, как объявились.
—
