Это был самый рискованный момент, но я давно уже подготовил легенду.

— Кое-что. Райнер не знает сути, но по документам, которые я видел, есть ритуалы, которые требуют вначале стереть жертве память. Райнеры провели первый этап, после чего я очнулся. О правдивости этого варианта говорит тот факт, что когда я ворвался в комнату совещаний, там как раз шел какой-то инструктаж. Вероятно, перед вторым этапом.

— Но вы же сами слышали, что по телефону говорили об удавшемся эксперименте.

— Если быть точным, то эта самая Хильда говорила, что у них впервые вроде как идеально удавшийся эксперимент и стоило бы вначале исследовать результат, то есть меня. Если допустить, что речь о двойном эксперименте — все становится на свои места.

— И Райнер хранит эти бумаги в банке? — уточнил граф.

— Как минимум, хранил. Бьюсь об заклад, он уже забрал их оттуда и перепрятал.

— А зачем ему их перепрятывать? — вставила Брунгильда. — Владение подобными документами невозбранно, они стоят бешеных денег у коллекционеров, и вероятно, что Райнеры прячут их в банке именно от воров.

— Как бы там ни было — это только мне кажется, что у нас разваливается дело? Брунгильда, ты уже рассказала кому-нибудь, что вчера говорил Райнер? Про сердце гориллы и прочее?

— По правде говоря, нет, — ответила Бруни. — Как по мне, он просто пускал пыль в глаза.

— У меня другое мнение. Он действительно много знает, больше, чем может знать законопослушный человек, не касающийся тауматургии. Этот сукин сын умудрился заполучить себе если не навыки, то знания своего отца, не замарав при этом рук. Он ни хрена не боится ни СБР, ни следствия, ни суда. Если он не врал и эта самая Хильда действительно возвращена им к жизни — то я не знаю, насколько самоуверенным надо для этого быть. И в этом случае нет сомнений, что и про сердце гориллы он не врал, и у него действительно есть прикрытие в высших эшелонах. Это уже по факту состоявшийся тауматург. Не то, чтобы я имел личные претензии к тауматургии как к науке — вопрос в том, кто и как ее практикует. Ее либо полностью запретить…

— Она и есть полностью запрещенной, противной богу и человеку дисциплиной, — уточнил граф.

— Не полностью. Не более чем аборты сколько-то лет назад, которые все равно практиковались, если очень надо. Когда Брунгильда расскажет про сердце гориллы — все поймете. Тут либо полностью искоренять, вплоть до физического уничтожения всех знающих, либо легализовать. Если как сейчас — младший Райнер рано или поздно сойдет со своей относительно умеренной тропы на тропу своего отца. И если ему удастся спасти доброе имя отца, развалив нам дело — он только сильнее уверует в свои способности разгребать проблемы, и перейдет черту еще быстрее.

* * *

А через день я благополучно свалил на курорт.

Брунгильда предлагала мне обождать еще недельку и поехать вместе с ней в Альпы, и это привело к чудовищным мукам. Само собой, что это предложение автоматически включало в себя все, что связано с самой Брунгильдой, и отказаться было ну очень тяжело.

Однако Альпы — это Рейх. И если вдруг СБР докопается до Райнера — что весьма вероятно — и все-таки возьмет его за жабры… Следующим, кого они возьмут за жабры, буду я.

Конечно же, мой отказ ехать с Брунгильдой — это как если бы предложить медведю меда, а медведь возьмет да откажется. И благовидный предлог так просто не придумать: ну и что с того, что я не люблю лыжи? Да любой парень на моем месте поедет на горнолыжный курорт просто ради молчаливо, но все равно отчетливо обещанного секса с такой шикарной девушкой, как Брунгильда, и черт с этими лыжами.

То есть, я бы, конечно, поехал, но за мной вполне могут прийти парни из СБР, и на этом закончатся и лыжи, и ночные развлечения с Бруни.

Поэтому я просто включил тупого и сделал вид, что ни хрена не понимаю намеков. Ну а что, у меня осколок в голове, мне позволительно не понимать намеки.

— Понимаешь, я ненавижу холод и снег, — ответил я, — ты бы еще в Сибирь мне предложила сгонять на отдых. Я люблю солнце и море. Может быть, я и в морпехи пошел из любви к морю. Если ты ну очень любишь кататься на лыжах — тогда все понятно. А кто не любит лыжи и не умеет — что ему делать в Альпах? А моря ты не любишь?

Но Брунгильда, как оказалось, ненавидит жару точно так же, как я — снег и холод. Она, конечно же, не сдалась и принялась расписывать мне, как хорошо в горах: чистейший воздух, экзотика, никакой изнуряющей жары — и никаких шансов, что рядом всплывет подлодка ацтеков.

— Ха, напугала ежа голой задницей! С ацтеками я уже встречался, и для них это закончилось намного хуже, чем для меня! А если серьезно — душа рвется к морю. Хотя бы на ту самую недельку, пока ты будешь входить в форму для лыж. И вообще, загостился я тут у вас. Уже и Харриман на меня волком смотрит, и твой отец недоволен, что я не желаю впрягаться в его войну с Райнерами… Как-то неуютно мне тут стало.

Если повезет — Бруни Харриману припомнит, как он лишил ее моего общества. Хотя скорее нет: она незлопамятная.

В общем, поехал я в Хорватию, ненавидя в душе Райнеров, СБР, Харримана, графа и весь Рейх: увы, больше я с Брунгильдой не увижусь, мой план не включает в себя возвращение в Рейх. Я не знаю, что буду делать дальше, в Российской империи меня не встретят с распростертыми объятиями. Возможно, как-нибудь переберусь в Испанию или Грецию. Или в Болгарию как вариант. Короче говоря, куда угодно, где нет союзнических отношений с Рейхом. Можно в Швецию или Норвегию — там меня примут благосклонно, ведь оккупация Норвегии Рейхом случиться не успела, эти страны ценят свой нейтралитет и спецслужбам Рейха там зеленого света не будет.

Как жить дальше? Ну, я могу играть в казино. Рулетка не вариант, там шарик долго катается, а вот та игра, где длинный стол и надо бросать кубики — в самый раз, ведь кубики бросаю я и для меня это предопределенное будущее. Конечно, в казино следят за удачливыми игроками, так что главное знать меру, много не выигрывать и не заходить часто в одно