чрезвычайной и важной новости буквально за несколько минут до выхода на давно запланированную операцию и не имел физической возможности сделать шифрованное, кодированное сообщение или фотоснимок, и вложить их в заранее упакованный и приготовленный для передачи в ЦРУ конверт.

Но, как известно, победителей не судят. Операция прошла удачно, а полученная экстренная информация стоила риска. Во время очередного сеанса связи агенту, для порядка, будет сделано замечание о необходимости более строгого соблюдения мер безопасности, но одновременно объявлена благодарность за проявленную оперативную инициативу и будет выплачена денежная премия за ценную информацию.

Пять минут спустя, из "легальной" резидентуры под прикрытием посольства США в Москве в штаб-квартиру ЦРУ ушла короткая шифротелеграмма с пометкой "срочно". Ещё 10 минут шифровально-дешифровальной службе в Лэнгли понадобилось расшифровать телеграмму из московской резидентуры и доложить её начальнику советского отдела, а тому — замдиректора ЦРУ по операциям и директору ЦРУ.

Адмирал Стэнсфилд Тёрнер немедленно довёл её до сведения Белого дома, несмотря на весьма раннее утреннее время. Этим он, в очередной раз, попытался продемонстрировать критически настроенному президенту США большие возможности американской разведки. Но после свержения исламистами шаха Ирана, захвата в посольстве США в Тегеране американских заложников и неудачной попытки их освобождения американский президент-демократ Джимми Картер не доверял ЦРУ и делал всё, чтобы сократить его бюджет и операции.

Однако, прочитав срочное сообщение из Москвы, даже Картер понял его важность и поделился этой разведывательной информацией с избранным президентом США Рональдом Рейганом и со своим новым, недавно сменившим ушедшего в отставку Сайруса Вэнса госсекретарём (министром иностранных дел) Эдмундом Маски, попросив его перепроверить полученные ЦРУ данные через заграничные возможности Госдепартамента и через Посла США в Москве.

Андропов в это время был ещё в Кремле на заседании Политбюро ЦК КПСС, а затем на вручении Брежневу ордена по случаю наступающего дня рождения. Так американская разведка, высшее руководство и госдепартамент США волей случая узнали о смерти бывшего советского премьера раньше Председателя КГБ и членов высшего советского руководства.

Эдмунд Маски позвонил также исполняющему обязанности директора подчинённого Госдепартаменту Информационного агентства США (ЮСИА) — фактически параллельной разведывательной службы, которая курировала и финансировала подрывную радиостанцию "Голос Америки", вещавшую на весь мир на более чем 50-ти языках.

Анекдотично и симптоматично, что в 1978-82 годах сокращённое название этого пропагандистского и фактически разведывательного агентства по-английски состояло их тех же трёх букв, что и ЦРУ (ICA — International Communication Agency; CIA — Central Intelligence Agency). Оттуда тоже ушло срочное задание в московский корпункт Ай-Си-Эй проверить и разузнать детали о смерти бывшего премьера СССР.

Советский арабский телефон и армянское радио

И снова США повезло. Тут на руку американцам сыграло, прежде всего и именно, то, что кремлёвские старцы, некрасиво отправив больного Косыгина в досрочную отставку, лишили его статуса второго лица в стране. Став почти обычным пенсионером, бывший член Политбюро ЦК КПСС и председатель советского правительства перестал охраняться КГБ, и это сделало физический доступ к нему и распространение информации о нём практически свободными.

Вся больница на Мичуринском проспекте, где он лечился три месяца, немедленно узнала о смерти опального Косыгина, и эта печальная весть стала распространяться по Москве с невероятной скоростью. В закрытом советском обществе обладание эксклюзивным знанием являлось признаком принадлежности к элите, и каждый старался повысить свой личный статус в своём профессиональном и личном окружении с помощью пересказов слухов и домыслов о жизни на кремлёвском Олимпе.

Так называемое "армянское радио" (или, как говорили французы, "арабский телефон") было самым эффективным средством массовой информации в СССР. Каждый, кто узнавал какую-нибудь конфиденциальную новость из закрытых властных кругов, старался побыстрее пересказать её — под большим секретом — всем своим друзьям и знакомым. Сам факт преувеличиваемой секретности сообщения был достаточен для того, чтобы самый большой секрет быстро становился секретом Полишинеля. К 15 часам дня 18 декабря 1980 года о смерти Косыгина знал уже весь огромный аппарат Совмина СССР и ЦК КПСС. О ней не знало только Политбюро ЦК и высшее руководство КГБ.

Отсутствие официального сообщения и факт опальности бывшего премьера сильно подогревали интерес к печальному известию, а увязка её официального замалчивания с днём рождения Брежнева была для всех высших советских чиновников очевидной. К 16 часам дня, когда Андропов, вернувшись из Кремля, беседовал с Крючковым, о кончине Косыгина уже знала и говорила вся Москва.

Американские журналисты успешно соревновались с ЦРУ и РУМО по добыванию интересной и оперативно значимой информации в СССР. В Москве у ЮСИА, Рейтера, других информационных агентств и иностранных СМИ были отличные позиции, в частности, в среде научной и творческой интеллигенции, приближенных к Кремлю журналистов, высших партаппаратчиков ЦК КПСС и сотрудников МИДа. И перепроверить информацию из США не представляло никакого труда.

Были у американцев и отличные источники информации и влияния в возглавляемом зятем Косыгина, академиком Гвишиани ВНИИСИ. На то этот институт был и научным заведением системного анализа, чтобы работающие там люди были весьма хорошо информированы. Они смогли легко связать осенний инфаркт бывшего предсовмина СССР, октябрьскую отставку Косыгина, его затянувшуюся серьёзную болезнь, и появившиеся слухи по всей Москве о смерти Косыгина.

Даже не посвященным в высшие кремлёвские тайны системным аналитикам стало очевидным, что случилось что-то особенное, и этим экстраординарным событием могла быть только действительная смерть Косыгина, что и подтверждало слухи. Тем более, что близкий круг академика Гвишиани это уже знал, после дообеденного звонка из клиники и срочной поездки туда директора ВНИИСИ, вернувшегося расстроенным печальным известием.

Вскоре из корпункта ЮСИА в США ушла срочная телеграмма, а через полчаса после её получения в Вашингтоне в выпуске последних известий "Голоса Америки" появилось первое публичное сообщение на весь мир о смерти Косыгина. Так о ней узнала не только Москва, но и вся закрытая советская страна, потому что американское радио в Советском Союзе слушало больше людей, чем все советские программы вместе взятые.

Параноик с площади Дзержинского.

Но эту новость ещё не доложили секретной справкой членам Политбюро ЦК КПСС и Председателю КГБ СССР, и они ещё не были проинформированы. А узнав, были уверены, что обладают никому не доступными, совершенно секретными сведениями. Именно тогда Андропов и послал свой "ЗИЛ" за зятем умершего бывшего главы советского правительства, чтобы надавить на него и заставить не давать интервью иностранным СМИ.

Это было парадоксально до смешного, что якобы всесильный председатель КГБ СССР Андропов абсолютно не представлял себе реального масштаба информационного