Он откинул перину, схватил жену за ноги и рывком подтянул к себе, она только вскрикнула от испуга. А он спокойно продолжал, задирая ей подол рубахи, она снова была похожа на лягушку, что валяется кверху брюхом:

– А рожать вы будете там, где получится. Хоть в шатре, хоть в этом доме, хоть в обозной телеге. Знали вы, за кого шли. Знали вы, что выходили вы замуж за воина, а не за сеньора или вельможу придворного. – Она хотела что-то ответить, но он ладонью закрыл ей рот: – Молчите и подчиняйтесь!

* * *

Следующий день был полон хлопот, в последний момент выяснилось, что многие телеги плохи и что на те телеги, которые хороши, лошадей здоровых не хватает, а еще что людей будет меньше рассчитанного. И что лодок столько, сколько нужно, нанять не удалось. Да и те вроде как соглашаются, но хотят знать, куда им плыть и что возить. А говорить лодочникам о том было нельзя. Приходилось врать.

Вопросов появилось много, все нужно было решать. Только к вечеру приехал Бертье и сказал, что дороги, по сути, нет, но он проведет груженый обоз от юга, от рыбацкой деревни, до Эшбахта.

Офицеры разошлись к людям своим. Максимилиан, Увалень и Сыч стали носить доспехи и оружие в телегу, понесли ящик с драгоценным доспехом и штандарт Волкова.

Госпожа фон Эшбахт за ужином слова не произнесла, только косилась на людей, что сновали по ее дому, таская секиры, доспехи и алебарды. Как будто все это ей неинтересно. Она только переговаривалась тихо с госпожой Ланге. И та наконец отважилась задать кавалеру вопрос, как будто от себя, но понятно было, что главным заинтересованным лицом тут была Элеонора.

– Господин кавалер, – заговорила Бригитт вкрадчиво, даже стесняясь, – дозвольте задать вам вопрос.

– Конечно, госпожа Ланге, спрашивайте.

– Видно всем, что собираетесь вы и люди ваши куда-то. Может, скажете, куда? К чему такие приготовления?

– На охоту едем.

– Когда же?

– В ночь едем.

Элеонора что-то прошептала подруге. Бригитт кивнула и продолжила расспросы:

– А к чему вы берете столько оружия? И, кажется, доспех тоже.

– Зверь большой, – ответил кавалер.

Его жена фыркнула:

– Уж не на дракона собираетесь охотиться, господин мой?

– Именно, – улыбнулся он.

Сестра и дети, что сидели за столом с ними, вытаращили глаза, а маленькая Катарина тихо спросила у матери:

– Так господин идет убивать дракона или еретиков бить?

– Тихо, Катарина, молчи, – отвечала ей мать. – Не смей лезть в разговоры взрослых.

Но девочка не удержалась, сползла с лавки, когда мать отвлеклась, и под столом доползла до дяди. Тут вылезла и спросила:

– Господин, так вы на дракона идете или на еретиков?

Он засмеялся и сказал:

– А там видно будет, кто первый попадется.

– Катарина, немедля иди сюда! – заметила отсутствие младшей дочери Тереза.

– Ничего, пусть у меня посидит, – сказал Волков, сажая девочку себе на колено.

Он вдруг подумал, что ему нравится сидеть с этой девочкой и что другие люди за столом тоже ему нравятся. И тихие дети, и красивая, скромная госпожа Ланге. Даже спесивая и не очень красивая жена его, что сидит по правую руку от него, поджав губы, с кислым лицом, тоже ему не противна. Ничего, что глупа и заносчива. Ничего, и с ней все образуется. И тут он понял, что уезжать от них не хочет. Но уже через час, до темноты, все равно сядет на коня и поедет на войну.

Волков вдруг осознал, что должен оставить распоряжения на случай, если ему не придется вернуться из этого похода. Он ссадил Катарину с колен, встал и, не сказав никому ни слова, пошел наверх, в спальню, к своему сундуку.

Да, денег тут хранилось столько, сколько Волков себе раньше и представить не мог. Одного золота целая гора. Это были его монеты, которые он заполучил еще в Ференбурге и Хоккенхайме, да еще те, что он занял у городских нобилей, да еще те, что получил в приданое за жену. Кавалер сложил в мешки более тысячи семисот монет. Да еще серебро! Те деньги, что епископ давал ему, да еще и те, что брату Семиону. Этих монет было так много, что он даже считать их не стал. В отдельное место в сундуке он спрятал серебряную цепь, что жаловал ему герцог. И все перстни тоже положил туда же. Сверху стал бросать мешки с серебром.

Крышка еле закрылась. Кавалер даже думал выкинуть из сундука хрустальный сатанинский шар, пойти закопать его во дворе, но передумал. Закончив, Волков спрятал ключи себе в кошель и попробовал поднять сундук хоть за одну ручку, но даже от пола его оторвать не смог. Да, даже в самых своих смелых мечтах, даже в самом юном возрасте не мог он представить, что станет обладателем стольких сокровищ.

Потом он взялся за перо и написал три письма. Позвал к себе монахов, Ёгана, Сыча и Максимилиана. Все пришли к нему.

– Иду в поход. Если не вернусь, вы двое будете моими душеприказчиками, – сказал кавалер, указывая на монахов. – Максимилиан, вы прочтете эти письма. Имущество мое поделите, как тут писано.

С сомнением сказал. Один из монахов был еще тот мошенник, а другой простой болван, лекарь да книжник, хоть в честности его сомнений не возникало.

– Понемногу всем оставил, – продолжал Волков. – Все по трудам своим получат.

Все молчали, кивали понимающе. И только Ёган сказал:

– Господин, на кой дьявол оно вам нужно? Зачем вам поход этот? Брюнхвальд жив, и то хорошо. Господь милостив будет, так оклемается. И вам воевать не нужно. Урожай хороший, без войн ваших проживем.

– Дело решенное. – Кавалер передал письмо брату Семиону. – Молитесь за меня.

Уже через час, как стали сумерки наступать, к нему в дом заехал ротмистр Рене и доложил:

– Кавалер, люди и лошади на лодки и баржи погружены, вас ждут, чтобы плыть. Бертье и Роха сухим путем еще час назад пошли. Нам пора.

Волков обнял жену, что вышла его провожать, и сестру с детьми. Всех обнял. Сестра стала плакать, а глаза жены были сухи.

Глава 23

К хозяевам лодок и двух барж пришлось приставить охрану из надежных людей и пообещать еще денег. Потому что ныли они и скулили все время, поняв, что попали в опасное дело. Чтобы не привлечь, не дай бог, внимания, еще