кто может открыть то, что спрятала мама.

Я взглянул на племянника, мрачно замершего у стены.

– В жилах Гуннара кровь Херьи, как ты думаешь, этого будет достаточно?

– Не могу сказать, – признался Сол. – Но мы должны попытаться. Готовься к тому, что он придет за тобой, Вален. Ему нужны ответы, и он причинит тебе боль, чтобы получить их.

Я напрягся, будто Колдер мог появиться в любой момент. Нас прервал стук. Я замер, ожидая увидеть короля, но дверь открыл крепко сложенный крепостной. Не эттанец, и, похоже, совсем не удивился нашим лицам. За собой он катил тележку с едой.

– Король и королева настаивают, чтобы вы поддерживали свои силы.

– Воронов Пик теперь кормит своих пленников? – глянул я на брата.

Они попытаются что-то подсыпать нам, я был уверен.

Сол передернул плечами и хлопнул меня по плечу.

– Приготовься, брат. Игра началась.

Милый друг,

Уверена ли ты в том, что предлагаешь? Хватит ли тебе силы? Что станет с моей семьей?

Прости за множество вопросов, но я не понимаю этой магии. Ты настаиваешь, что ложный король должен остаться на этой земле, что только так придут четыре королевы судьбы. Я не понимаю, зачем они нужны, но от мысли, что лжекороль будет жить, во рту у меня становится кисло. После той боли, что он причинил, я ничего не хочу так сильно, как увидеть его, побледневшего и обескровленного, пронзенного боевым мечом. Но если сохранение его жизни означает, что моя семья снова увидит рассветы, то пусть живет, пока его кости не рассыпятся в пыль.

Я буду на нашем месте сегодня вечером. Мы еще поговорим.

Лили

Глава 20

Сбежавшая принцесса

– Могу я присоединиться?

Я подняла глаза от загадочного письма. Позади меня стояла Херья.

– Да. Конечно.

Жестом указав на пустое место на бревне, я скользнула в сторону.

Она устроилась рядом со мной и уставилась на мягкое течение ручья. Девять дней в Раскиге добавили больше цвета ее щекам, нарастили плоть на костях. Она снова была сильной и стройной. Бесконечные истории о Херье Ферус и ее клинке заиграли новыми красками, когда она заняла должность тренера наших воинов, пока Халвар корпел над картами и чертежами замка Воронов Пик, разрабатывая планы.

– Что ты читаешь?

Я пробежалась по грубым росчеркам пера. Чем дальше, тем яснее ощущалось отчаяние Лилианны. Я передала письмо Херье.

– Это твоей матери. Я нахожу утешение в ее письмах. И всегда находила.

Херья читала, и на лбу у нее углублялась морщинка.

– Это когда она была заперта в башне Элизея?

– Не знаю, – пожала я плечами.

– Думаю, да. Он разлучил ее с нами, требуя, чтобы она стала его супругой. Угрожал забрать меня, если она не подчинится. Пока я не перебила его стражников, – она горько усмехнулась. – Тогда, думаю, он счел за благо держать меня взаперти и не трогать.

– Ты знаешь подругу, которой она пишет?

– Нет, – покачала головой Херья. – У нее было много друзей по всему миру. Это была великая сила моей матери – она умела объединять людей, несмотря на различия. Единственным, кого она не смогла убедить, был король Элизей.

Я сложила пергамент и аккуратно вернула его в мешочек на поясе. Слезы затуманили глаза. В тихие минуты, когда звезды освещали небо, я позволяла себе думать о Валене, о его нежных прикосновениях, о мягких словах, которые он говорил только мне. Затем, когда день за днем вставало суровое солнце и эти нежные мысли становились лишь сном, я возвращалась к мрачному отчаянию оттого, что мы расстались.

Его пытали, я знала.

– Элиза, – Херья положила руку на мою. – Мы делаем успехи.

– Этого недостаточно. Ничего недостаточно, пока Вален не будет свободен.

– Халвар хитер в своих танцах вокруг замка, и, когда твои люди вернутся с союзниками, неизвестно, какое преимущество мы получим. В конце концов, я кое-что знаю о народе альверов.

Я уставилась на свои руки.

– Ты говоришь об отце Лайлы и Гуннара.

– Да. Альверы хитры, как фейри, но порой более грозные. Их магия поистине ужасна и прекрасна. Поверь мне, если твои союзники – альверы, мы обойдем Воронов Пик на много шагов вперед, когда они объединятся с хаосом Ночного народа и силой воли эттанов.

– Где он? Твой любовник. Разве он не хотел бы знать, что ты свободна?

Я сомневалась насчет этого человека. Возможно, ему нравилось, что его семья в плену. Они не могли полагаться ни на кого, кроме него, пока их держали взаперти.

Но мои сомнения развеялись, когда Херья побледнела.

– Я боюсь, что с ним случилось что-то ужасное. В руках Стора Магнуса меня удерживал хаос, которого мы не понимали. Мы с Хагеном несколько раз пытались сломать эту магию, но ничего не получалось. Когда ко мне вернулся голос после веков под проклятием молчания, в глубине души я знала – там, в земле, что-то меняется. Происходит что-то опасное. Я заставила Хагена бежать с нашими детьми. Черт возьми, этот человек умеет спорить, и он боролся со мной до конца. Но еще он горячо любит своих детей, и их свобода стоила ему любого риска.

– Какого риска? Почему он не мог забрать их с самого начала?

Херья несколько мгновений молчала, перебирая травинки.

– Альверы могут жить жизнью аристократа, как Хаген, но те, кто обладает редкими дарами, ходят по лезвию ножа. На Востоке ими торгуют и используют для развлечений, особенно женщин. Но мужчин тоже забирают, и, судя по тому, что рассказывал Хаген, их превращают в чудовищ. Именно по этой причине его привели на поединок с Валькирией. Выигрыш значил престижное положение для всей его семьи, и они не попали бы под пристальное внимание охотников на альверов.

– Так он сыграл в игру, – мои губы сжались в плотную линию. – И выиграл, очевидно.

– Нет, он не играл. Я приготовилась убить его, как только он вошел в шатер, но то, что он сказал, остановило меня. «Можно мы немного поговорим, прежде чем ты меня убьешь?» – Херья усмехнулась. – Столько лет молчания, и наконец кто-то пожелал поговорить со мной.

– Но он возвращался и после.

– Да. Он говорил, а я писала ответы, – она с тоской улыбнулась деревьям. – Я влюбилась в него.

– Но они никогда не позволили бы ему остаться с семьей?

Она покачала головой.

– Когда он выжил в первую ночь, они решили, что он победил меня. Как первому и единственному победителю, Хагену было позволено возвращаться дважды каждый год. После появления наших детей Хаген боролся за то, чтобы нас всех