Шрифт:
Закладка:
— Как происходит эвакуация техники в боевых условиях? — спрашиваю Антона.
— А мы завтра как раз собираемся «угнать» танк у противника, можете поучаствовать.
В четыре утра встречаемся на границе «серой зоны». Это не очень широкая полоса вдоль линии фронта между нашими наступательными порядками и рубежом обороны противника. В предрассветном сумраке едем без фар, ориентируясь на багажник впереди идущей машины. Полевая дорога петляет по холмам. Когда выезжаем на прямую видимость до врага, ускоряюсь и жалею, что до сих пор не обзавелся прибором ночного видения. Оказывается, и журналисту он может пригодиться, когда едешь практически вслепую. Постепенно становится светлее, и я не без облегчения понимаю, что от любопытных глаз и беспилотной авиации нас скрывает плотный туман, который одеялом лег на пшеничные поля.
Возле накренившегося «носом» вниз танка уже суетятся бойцы, цепляя тросы лебедки. Фоном звучит канонада — снаряды шелестят в воздухе, пролетая над нами. Идет артиллерийская дуэль, а мы — где-то посередине. До украинских позиций — рукой подать.
— Сейчас идет подготовка к эвакуации… — пояснения «Дизеля» прерываются нарастающим свистом.
Мы падаем в воронку за секунду до разрыва в 200 метрах. Судя по всему, противник услышал работу двигателей техники и «накинул» наугад. Мина упала в поле, и чернозем вобрал в себя большинство осколков.
— По нам, — хладнокровно констатирует Антон.
Следующая мина ложится ближе, за лесопосадкой. С коллегами укрываемся в одиночных окопах, вырытых еще украинцами. Взрывы выворачивают почву в 200 метрах от украинского танка, а эвакуационная команда словно и не слышит их. Выглянув из-за бруствера, наблюдаю, как бойцы быстренько вытягивают лебедкой многотонную махину и готовят ее к вывозу.
— Была бы летная погода, они бы по корректировке с беспилотника сюда уже пакет «Града» положили, — уверяет «Дизель», когда обстрел стихает. — А так лупят наобум. Попадут — только если случайно. Сейчас машину эвакуируем в расположение ремонтной роты, пробуем запустить, устраним недостатки — и в бой.
— Часто приходится работать под обстрелом?
— Да почти всегда…
… На обратном пути бойцы показывают нам немецкое чудо техники, которое обнаружили накануне. Прямо на дороге — мина, напоминающая небольшой гранатомет на треноге. Один датчик — инфракрасный, на прерывание луча. Проезжает машина — и ей в борт лупит заряд. Второй датчик — сейсмический, для верности.
— Кто сказал, что ремонтники — не боевая профессия! — смеются парни. — Тут ты и разведчик, и сапер, и танкист. И фильтр в машине, если надо, поменяем.
Мимо нас на тросе проезжает «угнанный» прямо из-под носа украинцев танк. У них тоже есть эвакуационные команды, но наша в этот раз была расторопнее.
1 августа 2022. Правда «Бублика»
О нем говорили как о самом лихом разведчике 2-го армейского корпуса ЛНР. Первым — и в огонь, и в воду, всегда в авангарде, со своими бойцами. Ранения, контузии… Хотя как командир разведроты 7-й бригады мог бы руководить подразделением на расстоянии.
Воображение рисовало разбитного сорвиголову, увешанного оружием. И когда меня встретил скромный интеллигентный офицер, я не сразу понял, что это и есть легендарный «Мирон», Герой Луганской народной республики. Высшего звания он был удостоен после взятия Рубежного, где его рота понесла первые за восемь лет потери — семь человек.
Сейчас разведчики «Мирона» бьются на рубеже Северск — Артемовск, и, по признанию командира, с каждым этапом противостояния приходится осваивать новую тактику.
— Мы привыкли к городским условиям в боях, а тут много открытого пространства. У противника пункты управления в подвалах, а сверху камеры стоят. Мы сначала не понимали, откуда он нас «рисует». Потом все выявили и начали точечными ударами уничтожать.
Пока бойцы вызволяют танк, военкоры прячутся от минометного обстрела
— Впечатление, что село Берестовое вы взяли нахрапом…
— Скорее хитростью. Просто вычислили их расписание и поняли, что в 4 утра они воевать не привыкли. Отработали артой, повесили дымовую завесу и на шести БМП ворвались в населенный пункт, развернулись, расширили фланги, начали зачистку. В течение дня завели резервные группы, усилили танками, БМП и до вечера текущего дня освободили село.
Мы сидим на наблюдательном пункте и на экране смартфона смотрим картинку с беспилотника. То самое Берестовое, где закрепились бойцы «Мирона», утюжит вражеская артиллерия. Сначала — ствольная, затем — реактивная. Противник не жалеет боезапасов, «Грады» поливают пакетами. Вертолеты с кабрирования запускают неуправляемые ракеты, все село в дыму. Кажется, там не может остаться ничего живого. Но по бодрым докладам оттуда потерь не зафиксировано.
Бойцы укрываются в подвалах и одиночных окопах — ямах метр на метр и полтора метра в глубину. Накануне я сидел в таком, пережидая минометный обстрел во время эвакуации украинского танка из «серой зоны». Так себе «развлечение».
За скупой и не слишком увлекательной фразой из сводки — «заняли населенный пункт и удерживают позиции» — долгие часы тяжелейшей военной работы, которую делает не элитный спецназ, а обычные русские мужики.
Как «Бублик» — Серега из первого батальона 7-й бригады.
«Бублик» до войны был шахтером. В свои 47 выглядит намного старше. Возможно, из-за густой седой бороды. Боец непосредственно прямой и задорно откровенный. Тот случай, когда короткое интервью на бегу на «передке» говорит о людях, воюющих здесь, больше, чем часовые беседы в тылу.
— Злые, кусаются, но все равно мы им навешаем, — искренне улыбается, говоря о противнике, «Бублик».
— А чем навешаем?
— Волей к победе.
— Сам откуда родом?
— С Красного Луча.
— Совсем родные места.
— Конечно. Донбасс, он весь мой. По гражданской жизни я шахтер. Ну, кто мы тут, по большому счету? Шахтеры все да колхозники. Ну, обычный народ.
— Что, победим?
— Да куда мы, на хрен, денемся? А зачем тогда было затевать это все? Конечно, много лишней крови намешано в этом всем, но без нее никак тоже, война есть война, как бы это ни было. Главное — вера, стремление.
— А откуда у тебя вера? Где черпаешь ее?
— Да как где? Деды мои тоже когда-то воевали и тоже сначала получали, но верили, что победят. И победили. Я-то их потомок. Я же не просто так попукать, пострелять… Не надо топтать мою землю. Как они говорили? «Мои дети будут в школу ходить, а ваши будут в подвалах сидеть». Мне не нравится, что мои дети сидят в подвалах. Я тоже хочу, чтобы они ходили в лес по грибы, по ягоды, не боялись, что где-то на мину наскочат. Надо,
