Последнее я чуть не прокричал. Даже возница удивленно обернулся:

– Ist alles in Ordnung?

– Ja, ja, – пришлось успокаивать «таксиста». Впрочем, пробка уже рассосалась, и спустя десять минут мы уже выгружались возле входа в отель.

Из-за стойки выскочил портье, сверкая напомаженной прической, и, непрерывно кланяясь, передал два конверта. Лена просмотрела оба:

– Билеты в оперу, сегодня дают «Суламифь». Пойдем обязательно…

Так, меня, кажется, не спрашивают.

– …и письмо от некоего доктора медицины, очень хочет зачем-то тебя увидеть.

– От какого еще доктора? Я здоров, доктор мне не нужен.

– Доктор медицины и профессор Фройт. Зигмунд Фройт.

– Кто-о? Ну-ка, дай посмотреть…

Ну да, это просто произношение такое. А так черным по белому написано – Зигмунд Фрейд! Интересно, зачем я папе психоанализа сдался? Пока я там соображал, нужна ли мне эта встреча, Лена щебетала (насколько это выражение можно отнести к немецкому языку) с гостиничным служащим, после чего решительно заявила:

– Сегодня опера, завтра с утра кафе «Захер», днем прибудет доктор Фройт.

В письме Зигмунд восхищался моим перелетом и объяснял свой интерес: какие изменения в психике человека происходят во время и после таких деяний? Ладно, побеседуем. Уж очень любопытно взглянуть на знаменитого психолога.

Опера блистала. Еще бы, одна из первой тройки – Вена, Париж, Милан, законодатели моды. Никто не может стать мировой звездой, если не пел хотя бы в одном из этих трех мест. Лично мне все эти нелепые телодвижения на сцене никогда не были интересны. Голоса да, потрясающей силы и красоты, особенно арии, но зачем прилеплять к ним всю эту псевдодраматическую мишуру? Понятное дело, что певцу или певице нужен большой объем легких и оттого они все по преимуществу гиперстеники, а следовательно, люди крупные, корпулентные, как тут политкорректно выражаются. И вот стоит такая немаленькая Джульетта лет сорока на прогибающемся под ней балконе и заламывает пухлые ручки. Или кругленький герой-любовник на тоненьких ножках мечется по сцене, изображая полет молодости.

Но красиво, не отнять. Декорации, вышколенный хор, костюмы типа исторические – библейских времен. Мужики в халатах и чалмах, чистая Средняя Азия, а вот дамы наподобие одалисок из гарема – полупрозрачные воздушные одеяния. На них и таращится вся эта аристократическая тусовка в ложах. И это тоже понятно – фактически легальный стриптиз, круче только в балете, танцорки вообще первое место держат среди дам полусвета. Вон, недавно помянутый Алексей Александрович русский флот на французскую балерину променял… Может есть все-таки способ с него слупить все обратно? Вот хотя бы по суду?

Лена восхищалась, ахала и охала. в антракте с каменным лицом прогуливалась со мной в фойе, делая вид, что не замечает лорнировавшую нас публику. Ничо, пусть привыкают – шелковый сюртук, черные очки и крест тут еще в новинку. Может, и со мной когда-нибудь еще поставят оперу. Распутин. А что? Звучит!

Еле досидел до конца и еле отбоярился от идеи идти в «Захер» прямо сейчас, пользуясь тем, что он буквально через улицу.

– Спать хочу. А там кофей, напьюсь и сердце прижмет. Нет уж, давай утром, как порешили.

Ничего, прямо скажем, не потеряли – народу и утром в кафе было достаточно. Красиво, да. Люстры хрустальные, уже с электричеством – хозяева идут в ногу со временем. Стены красным шелком затянуты, увешаны картинами и гравюрами в рамках. На почетном месте – портрет Франца-Иосифа, императора здешнего. Надо будет подойти, посмотреть, не засижен ли мухами…

Кофе отличный. Вот реально, офигительный у них кофе. Впрочем, за двести пятьдесят лет можно было научиться – говорят, что кофейная мода пришла в Европу после тогдашней неудачной осады Вены турками, когда в брошенном обозе нашли мешки со странными зернами…

Ну и торт «Захер», ради которого Лена сюда и притащила. Я попробовал и чуть было не ляпнул: «Прага!» Очень похож, какие-то мелочи отличают, например, подача с густыми взбитыми сливками. А так – кафе как кафе, так и спросил:

– И чего тебе кофейня сдалась, таких двенадцать на дюжину?

– Портье очень рекомендовал. Говорил, что нельзя побывать в Вене и не попробовать настоящий «Захер».

Посидели, выпили по две чашечки, да и обратно, в гостиницу, встречаться с доктором. Доехали шустро, но что-то у меня рябь в глазах, наверное, от двойной дозы кофе, тут ЗОЖа никакого нет, варят очень крепкий, вот и результат. А в вестибюле уже дожидался визитер – с первого взгляда я решил, что ошибся и это не тот Фрейд. Но пригляделся – тот, просто я видел его канонические фото благообразного седого дедушки с сигарой, а тут вполне жизнелюбивый мужик лет пятидесяти, даже седины в бороде не больше половины, только по носу и опознал.

Пока то-се, пока Зигмунд свои записи вынул, что-то мне нехорошо сделалось, надо бросать эти заморочки с кофе.

– Расскажите, кто были ваши родители.

Так, сейчас пришьет какой-нибудь Эдипов комплекс, вот уж фиг вам. И только я собрался запустить какую-нибудь дичь, ну типа меня воспитали сибирские волки, как живот скрутило так, что рябь в глазах сменилась белым маревом. Стало тяжело дышать, сердце заполошно забилось в груди.

Траванулся, не иначе… Я таращил глаза и в тумане видел, как встревоженный Фрейд вскочил с кресла и кинулся ко мне…

– Отравление… Лена, – тяжело дыша и с паузами выговорил я, – настрогай мыла в кувшин с водой…

– Зачем?

– Быстро! – из последних сил рявкнул я.

– Доктор, – я показал Фрейду на роскошный гостиничный санузел и попытался подняться.

Он сообразил, закинул мою руку себе на плечо, обхватил меня за пояс и втащил в ванную, успев по дороге нажать на кнопку вызова прислуги. Бледная Лена дрожащими руками ковыряла кусок мыла пилкой для ногтей, а я грохнулся на колени около унитаза.

– Давай, – я протянул руку, в которую она вложила кувшин.

С меня тек пот, живот крутило так, что разогнуться невозможно, в глазах стоял туман, и я слабел с каждой секундой.

Давай, держись! Распутина цианистым калием не убили, а тут «захер» какой-то!

Я пересилил слабость и принялся глотать мыльную воду, слыша за спиной, как Фрейд орет на коридорного: «Доктор! Шнелле!»

На четвертом глотке началась рвота. Я склонился в судорогах над фаянсовым другом. Спазм прошел, я вздохнул раз, другой и снова припал к кувшину, стараясь не замечать отвратного вкуса мыла и выпить как можно больше.

В общем, когда сначала из соседнего номера прибежали «боевики», а потом примчался настоящий доктор, я успел трижды проблеваться, и стало как-то полегче. Медик тут же поставил Лену строгать еще мыло, послал коридорного за марганцовкой, потом в