Луиза Ульрика была одета в дорожное платье. Надо сказать, я впервые за последнее время видел её настолько плотно упакованной, что мне это показалось даже немного эротичным.

– Ты доволен собой? – спросила Луиза, приподняв бровь.

– В основном, да, – я кивнул. – Или ты что-то конкретное имеешь ввиду?

– Ты знал, чем закончится вчерашний вечер. Знал, но всё равно пришёл, чтобы выставить меня дурой? – она приблизилась вплотную. Теперь, чтобы смотреть на меня, Луизе пришлось запрокинуть голову.

– Я догадывался. Вообще-то, сложно было не догадаться. Зачем тебе понадобилось меня опаивать?

– Чтобы задержать, зачем же ещё? Кроме того, после того легкого снотворного человек чувствует себя весьма странно, ты не смог бы устоять, если бы я появилась в тот момент перед тобой в обнаженном виде.

– Зачем тебе так сильно нужно было меня соблазнять? – всё-таки она чертовски красива.

– Мне нужен наследник или наследница. Ты же уже доказал, что способен зачать прекрасных детей. К тому же, ты Гольштейн-Готторпский, как и Георг. Ни у одного человека не возникло бы сомнений в отцовстве.

– Ну ещё бы, – я криво усмехнулся. – Именно, что каждая собака в Европе была бы абсолютно уверена в том, что это мой ребёнок. Ты упустила свой шанс Луиза. И не вчера, а несколько лет назад. В Киле, стоило тебе приложить совсем немного усилий, и я бы потерял голову. Сейчас – нет, уже нет. Уезжай.

– Что тебе пообещал Георг? – выплюнула она мне в лицо. Да, Луиза неглупа. Умная и красивая женщина – безумное сочетание. Нет, тебе ни за что на свете нельзя дать править. Никогда.

– То, чего ты мне никогда не могла бы мне дать. Когда ты делала мне своё непристойное предложение, то хотела отдать мне Данию. Вот только я пока в ней не нуждаюсь. К тому же, Георг предложил мне всё.

Если честно, я думал, что она меня или поцелует, или попытается глаза выцарапать. Луиза долго смотрела на меня. Я видел, что она всё прекрасно поняла, и теперь ждал развязки. Королева отступила от меня на шаг и ослепительно улыбнулась.

– Не подавись, дорогой, – после чего протянула руку и провела ею по моей щеке. – Я тебе обещаю, что доживу до того момента, как ты придешь в Швецию и не сможешь её переварить. Этот кусок у тебя поперёк горла встанет. Вот это я могу тебе гарантировать.

Развернувшись, она стремительно вышла из спальни. Я же тихонько выдохнул. Похоже, эта ведьма меня только что прокляла. Надо бы поосторожнее быть, с неё станет начать мстить за разрушенные надежды. Всё-таки Луиза Ульрика сестра Фридриха, который ещё попортит мне крови, я просто уверен в этом.

– Чего хотела королева? – в спальню зашёл Криббе, оглядываясь назад, словно провожая её взглядом.

– Прокляла напоследок, – я провёл рукой по лбу. – Всё, нам здесь нечего больше делать. Вели подавать сани. Фредерик поедет со мной. Так оно надежнее будет.

– Я всё сделаю, ваше величество, – Гюнтер наклонил голову. Ему тоже не терпелось уехать в Ораниенбаум, к жене и новорожденному сыну. – Бехтеева позвать?

– Да, и кого-нибудь, кто мне поможет одеться кликни. Чертова нога, я с ней себя совершенно беспомощным чувствую. – Ругнувшись, и отставив костыль, я принялся заправлять рубашку в штаны.

Бехтеев пришёл раньше слуги и принялся помогать мне одеваться. Хорошо ещё, что я в порыве вдохновения велел наделать себе брюк, пусть пока не с полноценной ширинкой, зато с длинными штанинами, которые позволяли не изгаляться с чулками.

– Ваше величество явно не в духе, – заметил Бехтеев, протягивая мне мой сюртук.

Простой, темный, с серебряной нитью по кромке и серебряными же пуговицами, немного удлиненный сюртук, глядя на который мой портной каждый раз грозит совершит самоубийство, мне очень нравился. И мне было плевать, что многие считали его спартанским и вообще чуть ли не чьими-то обносками. Самое главное этот сюртук был удобный, и сейчас, когда мои движения были ограничены из-за травмы, я в полной мере оценил удобство любой одежды.

– Не то слово, – я застегнул сюртук и одернул полы. – Скажи, я чего-то не знаю? У нас совершенно случайно произошёл мор, и все слуги вымерли?

– Ваше величество? – Бехтеев даже опешил.

– Это был риторический вопрос, – холодно ответив, я проковылял к столу и взял в руки шляпу и перчатки. – Приготовь приказ снести здание.

– Что? – Бехтеев уставился на меня.

– Снести дворец, что здесь непонятного? Я почти ничего не делал для себя за всё время правления. И вот теперь хочу нормальный дворец. И ведь, заметь, даже не для себя, точнее, не только для себя. Пускай архитекторы приготовят проекты и привезут в Ораниенбаум. Я выберу тот, по которому и начнём строительство. Да, новый дворец будет не здесь. С местом я потом определюсь. Единственное требование, которое ни в коем случае нельзя нарушать – дворец должен быть выполнен из камня.

– Хорошо, я распоряжусь, – кивнул Бехтеев.

– Карета готова?

– Разумеется, – он поклонился. – Фредерик уже сидит в ней, мёрзнет и стенает.

– Ну, пущай постенает, ему это может на пользу пойти, – и я, напялив шляпу, подхватил костыли и поковылял к двери. – Когда же уже нога заживёт?

– Может быть, когда ваше величество даст ей уже покоя? – язвительно ответил вопросом на вопрос Бехтеев, и ломанулся следом, чтобы успеть поддержать, ежели что. – Тогда нога быстрее и заживёт.

– Вот приедем в Ораниенбаум, и буду неделю валяться и ничего не делать, только ногу залечивать, – вяло огрызнулся я, прекрасно понимая, что Бехтеев прав, и ноге нужно дать уж покой. – Эх, надо было позволить Луизе Ульрике меня к койке привязать, тога бы точно нога моя отдохнула.

– Так ещё не поздно вернуть её величество. И, государь, ежели это поможет вас в постели удержать, то я даже ей помогу чем смогу. И даже подержу вас, чтобы не сопротивлялись. – Добавил он таким тоном, что я не понял, это он прикалывается, или и впрямь способен такое непотребство со своим императором сотворить.

Фредерик действительно сидел в карете, нахохлившись и кутаясь в меха. Он исподлобья смотрел, как меня усаживают напротив него и укладывают ногу на сиденье, где датчанин сидел, подкладывая под неё разных подушек, чтобы было удобно.

Когда карета тронулась, Фредерик решил, что теперь можно и поговорить. Ну что же, поговорим. Он, наверное, впервые за всю свою осознанную жизнь протрезвел, а вдруг что умное скажет? Надежда, правда, не очень, скорее призрачная, но вдруг? Чем черт не шутит.

– Почему вы меня не казнили, как этого несчастного Дерна? –