галопа, ворвалась кавалькада всадников, судя по одеянию, воинов гурков. Главный из них осадил коня перед айваном так резко, что песок и куски дерна полетели в лицо спешившему уже навстречу Исмаилу Диванбеги.

— Сам вождь вождей Пир Карам-шах! — забрызгал слюной в ухо Сахибу Джелялу старый Ишик Агаси. — Приехал! Будет разговор. Будет дело.

Все поражало во всаднике — и броская внешность, и высокий зеленый тюрбан с алмазным аграфом, и расшитое золотыми нитями одеяние, и дорогое оружие, и драгоценная сбруя, и седло на коне. Стальные, холодные глаза на обожженном солнцем докрасна лице подавляли, требовали повиновения.

Все на айване поднялись и склонили спины в поклоне.

Легко, по-молодому соскочив с коня, Пир Карам-шах так же легко взбежал по ступенькам на айван.

Еще уводил под уздцы коня конюх-саис, еще, гремя оружием и амуницией, спешивались темноликие гурки, а Пир Карам-шах, расположившись на почетном месте, «преградил плотиной власти» поток общепринятых любезностей хозяина и потребовал приступить к делам. Пир Карам-шах по-персидски говорил грамматически слишком правильно, что лишало его речь красок и эмоций. Так докладывают чиновники в канцеляриях о своих чиновничьих делах. Бесцветным голосом он спросил Ишика Агаси:

— Нужный человек с вами не приехал? Почему?

Старичок завертелся на месте.

— Несчастные обстоятельства лишили командующего армией ислама спокойствия и радостей. Господин Ибрагимбек…

Но Пир Карам-шах решительно осадил его:

— Имя всем известно. Значит, не приехал? Командующий не доверяет нам? Так получается?

Чалмы на айване зашевелились. Послышалось нечто вроде ропота.

— Тигра от шакала отличает храбрость, — бросил Пир Карам-шах. На его тонких сухих губах не появилось и намека на улыбку. Все поняли — дело серьезное. Лучше слушать, чем говорить. Даже Исмаил Диванбеги прикрыл ладонью свой сверкающий золотом рот и смолчал.

— Мы переслали в письме командующему пропуск на въезд в Индию. В штабе в Дакке командующего ждут генералы. Мои друзья, владетельные князья Свата, Гильгита, Мастуджа, готовы оказать командующему дорожные услуги и гостеприимство. Перекалы уже очистились от снега, удобны для лошадей. И один волосок бороды командующего никто не посмеет тронуть. Что же его останавливает?

Тон Пир Карам-шаха оставался все таким же деревянным. Но раздражение сказывалось в нервическом подергивании щеки.

— Позвольте пояснить! — ввернул своим приятным, «обладающим всеми восемью достоинствами» голосом Сахиб Джелял.

Пир Карам-шах сразу же вцепился в него остановившимся взглядом. «Кто? Такой же чалмоносец, отличный от всех прочих сидящих здесь лишь великолепной бородой в завитках и кольцах».

Взгляд Пир Карам-шаха спрашивал: «Этот еще откуда взялся?» Но хмурая враждебность ничуть не обескуражила Сахиба Джеляла. Он продолжал еще любезнее:

— Мы из Мазар-и-Шерифа, по делам коммерции. Здесь, в Пешавере, не в первый раз. Наше сокровенное желание — насовсем переехать в здешние края. Сейчас по пути нам довелось в Ханабаде видеть локайцев, ибрагимбековских вояк. Глаза их набухли кровью.

Касаясь губами уха Пир Карам-шаха, хозяин дома шептал:

— Достопочтенный Сахиб Джелял, более известный в странах Востока, Бухаре и Туркестане как Мирза Джалал Самарканди. Пользуется кредитом коммерсантов Индии и Ирана. Имеет кредит в советском Внешторге. Разъезжает повсюду. Слуг и постоянной свиты не держит. Но при нем всегда двадцать-тридцать «суетящихся». Богат неимоверно, всем дает что-либо заработать.

И совсем вроде невзначай он добавил:

— Почтенный держит при себе охрану из белуджей, из нищих кочевников. Вот с такими ножами.

На Востоке белуджи давно снискали себе недобрую славу прирожденных разбойников, грабящих без зазрения совести своих соседей и занимающихся пиратством на реке Инд. Попытка британской администрации подчинить их неизменно кончалась убийством присланных чиновников.

И, как ни странно, сразу же Сахиб Джелял вырос в глазах Пир Карам-шаха и представился ему личностью почтенной. Раз он знает лекарство от алчности белуджей, несомненно, он человек богатый и власть имущий.

Вероятно, вождь вождей обладал умением слушать сразу не одного человека. Он не отодвигался от Исмаила Диванбеги, но и не сводил глаз с Сахиба Джеляла, который продолжал:

— Сам Ибрагим еще гостит у эмира бухарского в Кала-и-Фатту. А его локайцев власти Мазар-и-Шернфа ловят и пристреливают, точно они бешеные собаки. Нет им жизни. Овцы остались без пастыря. Нет края притеснениям. Пригласительное письмо из Дакки Ибрагим, говорят, получил. Однако желание у него одно — ехать к своим локайцам.

— Он же командующий. Он же военный, и ему не следует разнюниваться из-за одного-другого разбойника, попавшего под пулю. А в Дакке его ждут в штабе, чтобы обсудить большие дела.

Пир Карам-шах говорил властным тоном, не терпящим возражений. Но ему пришлось растолковать Исмаилу Диванбеги и присутствующим, почему совещание в Дакке не терпит отлагательств.

Наступает время решительных действий. Европа вот-вот начнет новую войну против Советов. Вооруженное вторжение басмаческой армии Ибрагимбека в пределы Туркестана, как никогда, своевременно. На территории Таджикистана сразу же будет провозглашено независимое государство Бадахшан, в составе которого будут Каттаган, Дарваз, Памир, Гиссар и собственно Бадахшан. Именно Бадахшан явится плацдармом для похода на Бухару и Ташкент. Ибрагимбека поддерживают власти и вся англо-индийская армия. Деньги, оружие уже поставляются через проходы Гиндукуша и Каракорума на север. Назначен специальный доверенный уполномоченный — Амеретдин-хан. Однако все военные операции и план снабжения лично Ибрагимбеку надлежит обсудить в индийском городе Дакке со штабными работниками англо-индийской армии. Завоевание Восточной Бухары и образование Бадахшанского государства облегчит и обеспечит Бухарскому центру восстановление Бухарского эмирата в древних его границах со включением в него Самарканда и прочих вилайетов, отнятых русскими еше при фон Кауфмане. Что же касается присутствующих здесь в доме Исмаила Диванбеги деятелей Бухарского центра — их обязанность поднять немедля восстание мусульман в Туркестане против большевиков. Сигнал к восстанию — переправа Ибрагимбека через Пяндж. Вождь воинственных локайцев доказал своими победоносными действиями, что он воистину Тимур нашей эпохи. Идеальная фигура! Дать ему средства и оружие — и он расправится с большевиками Туркестана, уничтожит их.

Пир Карам-шах увлекся так, что вопреки своему обыкновению даже размахивал руками.

Но недаром мудрец Востока Аль-Джахиз утверждал: «Ошибка умного всегда бывает большой». Напрасно Пир Карам-шах почитал Ибрагимбека популярным в кругах бухарских эмигрантов.

Еще не изгладились из памяти кровавые его деяния двадцать второго года, когда он во главе пятисот вооруженных с головы до ног локайцев ворвался в Гиссарскую долину и начал беспощадно мстить дехканской бедноте и трудовому населению городов за то, что они встали на сторону революции. Ибрагим повел себя завоевателем, захватил много старейшин Гиссара и под предлогом, что они «джадиды», приказал казнить их. Несколько недель длился ужасающий погром. Убивали всех без разбора, насиловали девушек и мальчиков. Сдирали с живых людей кожу, набивали соломой и выставляли на площадях перед мечетями. Сажали на