– Мне до чумной крысиной задницы, какая опасность нам может грозить, – яростно зашипела она, – но если твои мысли еще раз окажутся в моей голове, твоя голова окажется в огне!

Джейс поежился и постарался сделать вид, что соскочил с лестницы вовсе не в ответ на ее внезапный разворот.

– Я просто подумал, что тебе стоит знать, – сказал он уже вслух.

Бэлтрис влетела в хижину вождя, по пути оторвав кожаную штору, служившую дверью. У нее было ровно мгновение, чтобы осмотреть помещение в неверном свете пожара. Комната имела форму неровного круга и занимала собой всю хижину. По стенам были развешаны бесчисленные трофеи – черепа и кости, а также оружие, добытое в десятках сражений в различных областях Камигавы. В помещении стоял отвратительный смрад, и в полу у противоположной стены Бэлтрис заметила загаженную дыру, которая открывалась прямо в находящееся несколькими футами ниже болото – видимо, так крысиный король представлял себе уборную.

Пока Бэлтрис осматривалась, что-то, напоминающее завернутый в бархат камень, сильно ударило ее в висок. В глазах у нее помутилось, и она опустилась на одно колено, изо всех сил стараясь удержать равновесие.

Поразивший ее снаряд упал рядом. Им оказалась отсеченная голова нэдзуми, покрытая светлым мехом. Последнее удивление все еще читалось на ее морде.

– Погляди! Не это ли тот гнусный предатель, из-за которого ты убиваешь моих братьев и сестер?

Для Бэлтрис эти слова были полнейшей чепухой, но Джейс, успевший войти в хижину, все прекрасно понял.

Поднявшись с пола, Бэлтрис бросилась в атаку, но трехпалая когтистая нога врезалась ей в лицо, отправив ее в полет через всю комнату. Кровь хлынула из ее носа и губы, а один глаз начал стремительно заплывать.

Тот, кто вышел к ним из темноты, горбился, как и большинство мужчин-нэдзуми, из-за чего казался гораздо ниже, чем был на самом деле. Черный с проседью мех покрывал все его тело, за исключением розового чешуйчатого хвоста, когтистых лап и кончика подергивающегося носа. С его морды свисали пышные усы, а в черных, как ночь, глазах отражались сполохи огня. Он носил пластинчатый доспех из кожи саламандры и коническую шляпу с широкими полями. Нагината, которую он держал в руках, в длину была больше его роста и имела широкое зазубренное лезвие.

Бэлтрис попыталась призвать себе на помощь какое-нибудь существо, но мир внезапно закружился вокруг нее, и она от всей души пожалела, что потратила столько сил на предыдущее заклинание.

– Я – Костяной Зуб, – продолжил крысочеловек, медленно подходя к ним. – Сын Болотного Ока, дочери Лунной Руки Третьей. Я – вождь клана Нэдзуми-Кацуро, и таковыми были мои отцы и матери до десятого колена.

Он остановился над поверженной Бэлтрис и приставил к ее шее лезвие нагинаты. От нажима кожа слегка разошлась, и из пореза потекла кровь. Бэлтрис замерла, надеясь отсрочить настоящий удар, чтобы успеть собраться с силами.

– Вы вступили в заговор против меня с моим никчемным сыном, чье имя будет предано забвению вместе с ним. Он, вероятно, лгал вам, как и мне, как и многим другим. Поэтому, хоть я и знал, что вы явитесь убить меня, я готов был отпустить вас с миром. И что же? – его скрюченный палец с длинным когтем дрожал от ярости, когда он указал им на пламя, видневшееся сквозь дверной проем. – Вы пришли убить одного, но погибли многие! За столь жестокое преступление против Нэдзуми-Кацуро вам не будет пощады!

Нагината поднялась. На ее лезвии блестела капля крови Бэлтрис.

А затем она замерла. Тянулись мгновения, а Бэлтрис могла только ждать, глядя на своего палача. Почему же он медлит?

Только сейчас она заметила, как дрожат руки крысиного вождя. Повернувшись, Бэлтрис увидела стоящего в дверях Джейса. Тот вытянул руку в сторону Костяного Зуба и сжал пальцы, но не в кулак, а словно схватил ими нечто невидимое. На лбу мага выступил пот, и Бэлтрис поняла, что он вызван вовсе не ее пожаром.

Теззерет был прав. Джейс нащупал разум сегуна, сущность, не связанную с внешним миром. Он чувствовал, – он знал, – что при желании может остановить его мысли, поменять их порядок, забрать с собой, перестроить или разрушить. Он знал, что сила, обещанная Теззеретом, уже почти у него в руках.

Но это открытие не принесло ему радости. Джейс чувствовал себя настолько грязным, что воды тысячи рек не смогли бы смыть с него эту скверну. К горлу вновь подступила тошнота. В своей голове Джейс слышал безмолвные крики вождя, молящего о свободе. Он мог поклясться, что ощущал под пальцами судороги мозга нэдзуми, который бился и дергался, силясь вырваться из его хватки.

И несколько раз он почти сделал это, почти сбросил оцепенение, насланное Джейсом, – но не потому, что сегун был сильнее, а потому, что Джейс сам отчаянно желал отпустить его. Благодаря их ментальной связи маг ощущал любую потребность, любое стремление или страх, и больше всего на свете он хотел освободить сознание крысочеловека.

И это не говоря уже о том, что Джейс охотно бы посмотрел, как Бэлтрис нашинкуют на мелкие кусочки и разбросают их по хижине. Но отчего-то ему казалось, что Теззерет этого не оценит.

Как бы противно ему ни было, он мог бы и дальше держать разум сегуна, заставить его вывести их из деревни, взять его в заложники, и тем самым вынудить племя пойти на усупки. Но это требовало слишком большого внимания, слишком сильной концентрации. Если бы крысы все же напали на них, или если бы шаман сотворил какое-нибудь смертоносное заклинание, Джейс оказался бы бессилен, а на Бэлтрис в ее состоянии рассчитывать не приходилось. Он мог бы отпустить Костяного Зуба, но как тогда не дать ему убить Бэлтрис или отправить за ними в погоню целую деревню?

Будь у Джейса больше времени на то, чтобы поразмыслить обо всем и понять, что именно он собирается сделать, он бы ни за что на это не решился. Но когда к нему пришло ясное осознание, что других вариантов действительно не осталось, он уже начал действовать.

Усилив нажим на разум Костяного Зуба, Джейс скомандовал сегуну, который уже перестал двигаться, заодно и перестать дышать. Глаза крысочеловека на миг расширились, все его тело содрогнулось, и он замертво рухнул на пол хижины.

Сохраняя свой разум почти таким же пустым, как у мертвеца, Джейс опустился на колени возле Бэлтрис, которая