Марии Медичи, ставшей теперь правительницей Франции. Вели следы и за границу, в Мадрид, в Вену, в Рим, где не доверяли бывшему еретику, несколько раз менявшему веру и, главное, явно решившему поддержать протестантские государства против вселенских планов испанских и австрийских Габсбургов — главной силы контрреформации.

Генриха IV пыталась предупредить об опасности некая Жаклин д’Эскоман, служившая у одной придворной дамы — любовницы д’Эпернона, но ей помешал исповедник короля иезуит Коттон. Равальяк откуда-то точно узнал, что лишь 14 мая король будет находиться без большой охраны и что назавтра он уедет в армию. И убийца не пропустил этот единственно возможный для покушения день[199]. В испанских владениях заранее знали о предстоящем покушении[200]. А судьи терпеливо выслушивали рассуждения свидетелей о том, что у Равальяка был единственный сообщник — нечистый дух, появлявшийся в виде «огромного и страшного черного пса»[201].

Если и существовал «испанский заговор», то его организаторы лишь частично достигли своей цели, поскольку внешнеполитический курс Франции после убийства Генриха IV претерпел значительно меньшие изменения, чем этого хотелось бы Мадриду[202]. Кардинал Ришелье, с 1624 по 1642 г. бывший фактическим правителем Франции и во многом являвшийся продолжателем политики Генриха IV, сделал очень много для обуздания сепаратизма знатных вельмож и утверждения королевского абсолютизма. Эта политика соответствовала интересам феодального класса в целом, которому была нужна сильная центральная власть для подавления крестьянства. Однако кардиналу пришлось столкнуться с исключительными трудностями.

Ко времени прихода к власти Ришелье крупные вельможи по существу являлись соправителями короля в провинциях. Принц Конде был губернатором Бургундии и Берри, герцог Лонгвиль — Нормандии, герцог Вандом — Бретани, герцог Гиз — Прованса, герцог Люинь — Пикардии, герцог Монморанси — Лангедока, граф Суасонский — Дофине, герцог де Шеврез — Оверни. Огромные богатства, крупные военные отряды, которыми они командовали, контроль над крепостями делали их в значительной степени независимыми от центральной власти[203].

Корона еще совсем недавно перешла в руки Бурбонов. Было точно подсчитано, что Генрих IV был родственником своего предшественника Генриха III в 22-м колене, требовалось углубиться на много веков в историю, чтобы найти у них общего предка. На протяжении более чем столетия только в трех случаях трон переходил от отца к сыну. Трудно было подыскать более убедительные прецеденты для честолюбивых принцев, любой из которых при благоприятном повороте событий мог занять престол. Такие надежды теплились и у брата Людовика XIII герцога Гастона Орлеанского, который до рождения сыновей короля считался наследником престола. В отличие от вялого и мрачного Людовика Гастон был деятельным, неразборчивым в средствах интриганом, ловким краснобаем: он умело маскировал свою природную трусость, предавая при малейшей опасности всех доверившихся ему лиц[204].

В борьбе за укрепление власти короны находившемуся у кормила правления Ришелье приходилось опасаться предательства со стороны ничтожного, поддающегося влиянию Людовика XIII. Первый заговор против Ришелье возглавил Гастон Орлеанский, в нем участвовали Анна Австрийская, побочные братья короля принцы Вандом. Вена и Мадрид обещали им свою поддержку. В планы заговорщиков входило похищение Людовика ХПІ и Ришельё, а в случае неудачи — вооруженное восстание. Заговор иногда называют по имени его активного участника графа де Шале, принадлежавшего к знатному роду Талейранов-Перигоров, кстати, очень заурядной личности. Разведка Ришелье, возглавляемая монахом Жозефом де Трембле, проследила все нити заговора, добыла письма, в которых его участники обсуждали планы убийства не только Ришелье, но и самого Людовика XIII, корреспонденцию, получаемую Шале из Мадрида от испанских властей в Брюсселе. Гастон Орлеанский, поняв, что игра проиграна, выдал своих сообщников. После ареста Шале валялся в ногах у Ришелье, умоляя о пощаде. Но кардинал был неумолим — примерное наказание графа Шале призвано было устрашить недовольных. После громкого судебного процесса в 1626 г. Шале кончил жизнь под топором палача.

Главой следующего заговора была мать короля Мария Медичи, но и она потерпела неудачу и была выслана за границу[205]. Гастону Орлеанскому все же удалось поднять восстание в Лотарингии и заключить тайный договор с Испанией, обещавшей помощь противникам Ришелье. Чтобы навести страх на мятежников, кардинал решил расправиться с одним из руководителей заговора, маршалом Луи де Марильяком (братом смещенного кардиналом министра-хранителя государственной печати Мишеля де Марильяка, который после своего падения также был отдан под суд и вскоре умер в тюрьме). Надо сказать, что судебное оформление расправы с противниками кардинала не всегда проходило гладко: в парижском и провинциальных парламентах, осуществлявших судебную власть, сидело немало недругов первого министра, которого к тому же подозревали в стремлении урезать полномочия и известную автономию этих учреждений. Поэтому Ришелье нередко пытался создавать особые комиссии, чтобы судить заговорщиков. 10 марта 1632 г. суд, составленный из сторонников Ришелье, собрался в замке Рюэль, принадлежавшем кардиналу, для суда над Марильяком, 7 мая последовал смертный приговор. Через три дня, 10 мая 1632 г., Марильяк был обезглавлен на Гревской площади в Париже[206].

Еще больший резонанс вызвал процесс другого участника заговора, одного из самых знатных вельмож, герцога Монморанси, поднявшего мятеж на юге Франции и захваченного в плен королевскими войсками. Судил герцога тулузский парламент. 10 октября 1632 г. Монмо-. ранен был казнен. «Большое число виновных, — писал позднее Ришелье в своих «Мемуарах», — делает неудобным их наказание. Однако среди них есть лица, которые могут послужить хорошим примером того, как посредством страха возможно было бы удержать в будущем других в повиновении закону».

Вскоре после казни Монморанси Ришелье сам попал в ловушку. В начале ноября 1632 г., расставшись с королем на пути из Тулузы, больной Ришелье прибыл в замок Кадайяк. Он принадлежал губернатору Гиени, герцогу д’Эпернону (одному из возможных участников заговора, приведшего к убийству Генриха IV). Ришелье сопровождала лишь небольшая группа придворных. Ночь прошла в тревоге, и, быть может, кардинала спасла только уверенность окружавших в том, что больному до смерти остались считанные дни. Наутро кардинал поспешил уехать в Бордо, но и там он по существу оставался во Власти д’Эпернона. Королева и ее наперсница герцогиня де Шеврез, путешествовавшие совместно со Двором, торжествовали. Они поспешили покинуть прикованного к постели врага в городе, где герцог должен был стать орудием их мести. Канцлер Шатнеф, креатура герцогини де Шеврез, уже примерял костюм первого министра короля. В свою очередь д’Эпернон решил, если болезнь не унесет Ришелье в могилу, заточить кардинала в неприступном замке Тромпет. Однажды герцог явился к дому Ришелье в сопровождении 200 своих приверженцев, чтобы, по его словам, осведомиться о здоровье кардинала. Но не надо было быть Ришелье, чтобы разгадать намерения д’Эпернона. Все это происходило