В процессе участники допустили несколько ошибок, но полиция, отказавшись от дальнейшего расследования, упустила их из виду либо проигнорировала.

В целом эта блестящая мистификация с успехом обманула наивный Департамент полиции Нью-Йорка. Однако, как впоследствии скромно заметит Берковиц в адресованном мне письме: «Это была не только моя идея, и, уверен, вам это известно».

Берковицу сказали, что испытывающая огромное давление полиция так отчаянно нуждается в аресте, что поверит почти во что угодно. Совершенно верно. Никто не станет оспаривать твою историю, поскольку никому не захочется этого делать. Снова верно. В дело вмешалась политика. В городе хаос. Можно сказать им все, что угодно, и это проглотят, лишь бы побыстрее закрыть дело. Берковиц слушал, как ему льют в уши мед, и напряженно обдумывал происходящее. Он мало что мог сделать, поэтому купился на рассуждения о политике и отчаянии полиции.

А еще поверил в то, что его могут признать «невиновным по причине невменяемости» и поместить в психиатрическую клинику. Ему сказали, что лет через пять-семь его либо освободят как «излечившегося», либо друзья вытащат его оттуда. Он понимал, что последнее было полной херней.

Но нам никогда не узнать, что он подумал пятнадцать месяцев спустя, когда на адрес Центрального психиатрического центра Нью-Йорка в Марси прислали почтой заряженный револьвер 38-го калибра. Широкой публике об этом не сообщили. Сотрудники центра перехватили посылку со штемпелем Бейсайда, Квинс, еще до того, как та попала в руки Берковица. Однако он знал, что присланное предназначалось именно ему.

* * *

Хотя кажется, что Берковиц начал беспокоиться по поводу происходящего только днем 10 августа 1977 года, на самом деле все пошло не так еще в мае. Именно тогда, по словам источников, состоялась встреча заговорщиков, на которой обсуждалась возможность того, что рано или поздно придется подбросить полиции козла отпущения. На тот момент никого конкретного не выбрали. Люди обменивались идеями, но ни к чему не пришли. Одним из возможных вариантов было подставить какого-нибудь несчастного невинного наркомана.

Однако Берковиц в тот день кое-что для себя решил и начал претворять в жизнь собственный план уже в июне, сразу после публикации письма Сына Сэма Джимми Бреслину – письма, которое явно выделяло среди прочих «Джона „Уитиса“ – насильника и душителя юных дев».

Единственным, по мнению Берковица, верным способом гарантировать, что сам он не станет козлом отпущения, был его арест за иное правонарушение – например, как автора посланий с угрозами.

На следующее утро после того, как письмо Бреслину напечатали в «Дейли ньюс», Берковиц расчетливо отправил тщательно подготовленную открытку с пожеланием выздоровления Джеку Кассара, указав на конверте в качестве обратного адреса данные Сэма Карра. Еще через день он отправил первую угрозу Глассману – и написал на конверте обратный адрес Кассара. Другими словами, в письме с угрозами, адресованном своему соседу снизу, Глассману, Берковиц сообщил собственный бывший адрес.

Очевидно, он намеренно раскидывал вокруг себя петлю, связывая себя с семьей Кассара, Глассманом, Сэмом Карром и письмами о собаках. Источники добавляют: он был уверен, что копы Йонкерса или департамент шерифа Вестчестера быстро выявят его и арестуют, скорее всего, поместив под надзор психиатра. Так он смог бы исчезнуть из поля зрения к тому моменту, когда начнут разыгрывать подставу Сына Сэма.

Но, к его ужасу, никто не спешил искать явный след Берковица – даже когда он отправил Глассману второе угрожающее письмо в середине июля, за шестнадцать дней до широко освещавшейся годовщины «Дня смерти». Во втором послании Берковиц прямо включил в текст имя «капитана» Сэма Карра. Он даже добавил к обратному адресу слова «Командный пункт 316», поскольку Карр жил в доме № 316 по Уорбертон-авеню. Однако и тогда ничего не произошло. Берковиц был поражен. Он не мог этого понять. Должно быть, полиция Йонкерса и следователи департамента шерифа Вестчестера совершенно некомпетентны, решил он.

Источники утверждают, что Берковиц решил не останавливаться на достигнутом. Он просто сменил тактику. После убийства Московиц – когда было окончательно решено, что именно его подсунут полиции Нью-Йорка из-за имеющегося штрафа и «ценности» водителя «фольксвагена» – Берковиц принялся воплощать в жизнь схему превращения в безумца. Хотя его первоначальное намерение состояло в том, чтобы уберечься от ареста в качестве Убийцы с 44-м калибром, теперь он, при поддержке и по совету своих сообщников, использовал уже заложенный фундамент для построения линии защиты в надежде, что его признают невменяемым и не так строго накажут.

В дополнение к ранее описанным шагам он в ту последнюю неделю отправил Глассману еще два письма – оба 5 августа – и на следующее утро также устроил у двери несчастного помощника шерифа пожар. В тот период Берковиц развил бешеную активность, и один лишь этот факт свидетельствует о том, что что-то пошло не так.

В частности, последние две записки Глассману зашли в своем содержании намного дальше, чем отправленные в июне и июле. Одна из них даже утверждала: «Верно, я убийца». На конверте стояли полное имя Сэма Карра и обратный адрес. Берковиц понимал, что теперь сказал все предельно откровенно и одновременно связал себя с прочими безумными письмами и инцидентами, что должно было стать прочной основой аферы с невменяемостью. (Однако и этого оказалось мало для того, чтобы полиция Йонкерса или местный департамент шерифа его арестовали.)

Почему Берковиц не пустился в бега? Отдав предпочтение полицейскому аресту, он ощущал себя в большей безопасности, чем если бы ему пришлось потом скрываться от своих приятелей-заговорщиков, которые, как сообщают источники, заранее предупредили его, что убьют его семью, если он решит их кинуть или как-то изменить план.

Завершая приготовления, Берковиц должен был положить вещмешок и письмо о Саутгемптоне в свою машину – утром десятого числа, после того, как он, по словам источников, получил сообщение, что полиция Нью-Йорка уже близко.

Но оставался еще один шаг. Втайне от своих наставников он уже спрятал дома сообщение о «по меньшей мере 100» убийствах, запланированных культом, которое написал еще до нападения на Московиц, замаскировав главную мысль кучей бессмысленных бредней. Теперь он также оставил в квартире список весьма интересных телефонных номеров. Только цифры – никаких имен. Берковиц пытался прикрыться со всех сторон. Да, он прикинется сумасшедшим и возьмет на себя ответственность за все преступления. Но если ему повезет, полиция займется этим делом, и он окажется сумасшедшим, который виновен не во всех случаях стрельбы. Это стало бы лучшим решением сразу нескольких проблем.

Берковиц был уверен, что Департамент полиции Нью-Йорка соотнесет