— Ну, наконец-то! — послышался более чем знакомый ехидный голос.

Глава 5

Честно сказать, с трудом подавил в себе желание ответить: «Уйди, глюк страшный!» и ВЫСКОЧИТЬ в Мир — Спутник молчаливо подсказывал, что мы это можем, да я и сам помнил, как мы проделывали такое.

— Не на конец, а на встречу, с кончиной пока подожду — всё же немного похулиганил я мрачным тоном.

— А что такой грустный? Неужели спатеньки хочешь? — вредная морда напротив вся так и лучилась ехидством.

— Угу, — не стал я спорить с очевидным фактом. — Есть у нас, у смертных, такая дурная привычка — спать.

Сказал — и сам сквозь дремоту испугался: а ну как «пошутит» сидящий напротив бог, да и лишит сна? Хорошо, если потребности во сне, а если только возможности? Да и необходимости во сне лишить можно по-разному: нежить вроде как во сне не нуждается.

— У вас, смертных, много дурных привычек. Некоторые из них очень приятные, вот только спать мешают! — продолжал «сушить зубы» мой собеседник.

— Раз уж всё равно подглядываешь — разрешаю конспектировать, век живи, как говорится, век учись…

— Но-но-но! Я тоже помню, как пословица заканчивается. Это кого это ты дурнем обзываешь?!

— Никого. Я поговорку имел в виду, — я попытался изобразить взгляд котика из Шрека, даже пару раз ресничками похлопал.

Арагорн захохотал.

— Ой, насмешил! Невинное выражение бедной сиротки на твоей наглой и довольной морде обожравшегося краденой сметаны котяры… это… это…

— Вдохновенно и талантливо?

Новый приступ смеха, который резко обрывается через пару секунд.

— Нет, просто не к месту. А теперь — к делу. Ты что же это, решил, что если прогнал посланцев бога, то можешь игнорировать его распоряжения?!

— Эээ?..

— Склероз? Не рановато ли, тем более что я на тебя заклятье познания наложил, память у тебя должна быть просто нечеловеческая, в буквальном смысле слова. Короче говоря — за амулетом придётся сходить.

На последней фразе голос Арагорна резко посерьёзнел. Я даже немного удивился: оказывается, амулет и правда существует?! Так и спросил:

— Так он и правда есть?

— Есть, и именно там, где сказано — на алтаре лежит. Происхождение у него, конечно, другое, но.… А раз уж ты с моими посланцами дел иметь не захотел, то сам и доставишь артефакт в Резань.

— Кудаааа?! — Я аж вскочил с места. — В Рязань?! На Землю?!

— Сядь! Сколько раз говорил — не перебивай меня!!! Нет, в Ре-зань, — по слогам произнёс Арагорн, выделив звук «е». — Городишко на юге, тесно связан с именем одного монарха, который так понравился тебе личной скромностью. И ещё. Деньги за работу тебе предлагали, ты отказался, но бесплатно работать я тебя не заставлю. Однако… Раз уж я сам принёс тебе деньги, причём — повторно, то беру себе десять процентов, как агент. Кроме того, раз сумма показалась тебе слишком большой, я её уменьшу, втрое.

Арагорн достал откуда-то, не то из кармана, не то из тумана, кожаный кошелёк.

— Тут пятнадцать солеров. Двенадцать золотом и три — серебром. Чтоб внушительней выглядело, да на мелкие расходы. Сиди, не дёргайся (я, собственно, и не собирался). Всё равно до меня дойти не сможешь. Вот, я на земле оставлю и уйду, подберёшь.

Собеседник бросил кошель сбоку от костра, примерно на полпути между нами.

— И завтра же в путь!

Я тут же ухватился за его слова:

— Отлично! Тогда сегодня с утра обойду мастеровых, сделаю все закупки, вечерком побеседую с Миккитрием, отосплюсь, а завтра — в путь!

— Вообще-то начало нового дня считают с рассветом…

— Не знаю, не знаю… Могут считать рассвет хоть днём, хоть утром, хоть причиной появления овсянки в мире, а сутки начинаются в полночь. Нуль-нуль часов ноль-ноль минут, и всё!

Арагорн слегка поморщился, потом махнул рукой:

— Ладно, если так уж понравилась эта Лана, поразвлекайся ещё денёк. Но не больше!

Я, настроившись на более-менее долгий спор и приготовившись к компромиссу в виде выхода из города после обеда, обрадовался было. Но тут же и насторожился: слишком легко этот хитрован пошёл на уступки. Видимо, затеял какую-то гадость, надо быть начеку.

— Вот, из-за своей недоверчивости лишился тридцати пяти золотых. Считая денежное довольствие десятника гвардии в полтора золотых в год, это же…

— Не старайся, не придёт жаба. Насчёт сыра и мышеловки я своего мнения не поменяю.

— Что, не веришь в удачу и возможность бесплатного подарка судьбы? Хоть бы и в виде сыра?

— Концепция веры в данном контексте неприемлема, ибо она оправдана в отношении онтологических вопросов бытия, не подлежащих в принципе либо не поддающихся на данном этапе развития индивидуума и общества эмпирической проверке. Для объектов же, сущностей и процессов, поддающихся как качественному, так и количественному анализу, допустимость применения постулата веры к ним становится весьма сомнительным шагом, граничащим с оксюмороном. Мне нет необходимости прибегать к излишним сущностям, к каковым в данном контексте, и относится «вера», как феномен абстрактного восприятия действительности. Я просто точно, твёрдо и документально ЗНАЮ, что бесплатный сыр бывает, но только для второй мышки. Конечно, в данном конкретном случае может, вполне оправданно, возникнуть гносеологический вопрос в определении, как цены, так и сыра, ибо, если первая мышка расплатилась за него своей жизнью, и мышеловку заряжал не фермер, произвёдший данный сыр, то возникает концепция двойной оплаты…

— Стой-стой-стой! Эк тебя растащило-то, а? Иди-ка ты и правда спать, кошелёк только не забудь! — Арагорн, произнося это, встал с места, каким-то слитным движением развернулся, шагнул в сторону и исчез в тумане.

Я, в свою очередь, поднялся на ноги, без какого-либо сопротивления со стороны окружающей реальности подошёл к кошельку, наклонился, протянул руку.… Меня как-то повело вперёд и в сторону, я сделал полушаг правой вперёд, чтоб не упасть, дёрнулся и проснулся. Тут же уснул снова, но в туман уже не попал. «Интересно, что будет с кошелёчком?» — успела ещё промелькнуть мысль, и сознание отключилось.

Проснулся я, вопреки своим ожиданиям, рано. Засыпая, думал — до обеда дрыхнуть буду, но нет: новые привычки и рефлексы, а точнее сказать — привычки Спутника. Если верить ощущениям моего второго я, получается где-то начало седьмого утра. Тут, кстати, тоже двадцатичетырёхчасовой счёт времени, но со своими особенностями: дюжина часов день, дюжина — ночь. Таким образом, продолжительность часа — понятие растяжимое. Но, поскольку это явно не слишком удобно для многих видов