Этот вопрос сильно озабочивает всех начальников. Своевременность наград имеет большое нравственное значение. Подвиг должен быть награжден без замедления (ст. 19. Статута).

Большая потеря в офицерском составе – в пехоте до 80 % – свидетельствует уже о беспримерной их [отваге], а наград почти нет.

Я здесь говорю лишь о Георгиевских крестах и оружии, т. к. награждение остальными орденами передано теперь в руки главнокомандующих и командующих армиями и идет почти нормально.

Обсуждая вопрос, как ускорить дело о награждении офицеров Георгиевским крестом и оружием, возникла мысль о создании подвижных Дум с независимым от действующей армии составом, дабы, с одной стороны, ускорить дела о наградах, сосредоточение представления в руках лиц, не занятых в армии, и, кроме того, обеспечить решения Думы большим беспристрастием.

Количество подвижных Дум зависит от наличности в данное время свободных от дела Георгиевских кавалеров в Государевой свите и в армии вообще. Но было бы желательно иметь хоть по одной Думе на фронт. В состав каждой Думы следовало бы назначить хотя бы по одному генерал-адъютанту. Это придало бы Думе больший авторитет. В каждую Думу можно было бы назначить от 4 до 5 лиц, с тем, чтобы недостающее число Георгиевских кавалеров бралось бы на местах. Вызвать в Думу двух-трех лиц не представляется трудным.

Представления о наградах следовало бы направлять прямо из штабов корпусов в эти Думы, которые, не будучи заняты ничем другим, могут скорее и легче разбирать представления и в случае необходимости получать на местах дополнительные данные или поручать одному из членов Думы на месте расследовать упомянутые в представлении геройские поступки.

На днях я имел возможность лично доложить Его Величеству об изложенном выше проекте, и Его Величество поручил мне сообщить этот проект Вам для доклада Его Величеству вашего мнения по сему вопросу, каковую высочайшую волю, я спешу ныне исполнить».

Позже великий князь предложил ещё два проекта. Один из них предусматривал учредить специальное отличие на орденах и медалях, жалуемых за службу во время войны, но не на передовой (например медперсоналу и сотрудникам штабов)[126]. Другой – создание специальных судов по делам шпионажа и государственной измены. Великий князь считал, что полевые суды не могут справиться с подобного рода делами. За образец предполагалось взять подобный суд, существующий в Германии. В письмах матери великий князь жаловался на то, что ему не поручают серьёзного дела и он страдает от безделья, сидя в штабе[127]. Скорее всего, эти проекты великий князь составлял, чтобы занять себя и быть полезным.

В Петрограде великий князь находился до 13 января 1915 г., принимал участие в ряде совещаний и частных встречах с политическими деятелями. 13 числа Андрей Владимирович вернулся в Седлец и занялся подготовкой доклада Главнокомандующему об обеспечении артиллерии патронами. Тема снабжения войск снарядами уже тогда приобретала опасную остроту. Война показала, что нормы суточного расхода боеприпасов, предусмотренные планами мирного времени, оказались недостаточными, и сразу же возник дефицит. Затянувшиеся (по сравнению с довоенными планами) боевые действия начисто опустошили армейские склады, производство и закупка за границей не могли дать нужного числа снарядов, что, в свою очередь, разрушало систему снабжения, принятую до начала войны. Именно последней проблемой и занимался Андрей Владимирович, опираясь на материалы, полученные в ходе инспекторских поездок в 1914 г. В отчёты предлагались новые суточные нормы потребления боеприпасов орудиями, анализировался существующий дефицит снарядов в войсковых частях и предлагалась схема распределения поступающих с военных заводов орудийных парков между фронтами не в равном количестве, а пропорционально существующему недокомплекту. Главнокомандующий был заинтересован докладом и отправил Андрея Владимировича во 2-ю армию выяснить, как используются тяжёлые орудия. 15–16 января князь поочерёдно посетил штабы 2-й, 1-й армий и 6-го армейского корпуса, где присутствовал при стрельбе. В своём дневнике он отметил, что отношение к использованию тяжёлых орудий, раньше состоявших на вооружении крепостей, в полевых армиях совершенно разное. Так, во 2-й армии и 6-м армейском корпусе новые орудия проходили эксплуатацию успешно, будучи по достоинству оцененными командирами частей. В своём дневнике князь так описывал организацию артиллерии в 6-м армейском корпусе:

«Поставлены орудия на [Болимовском] шоссе в 3-х верстах от позиций, в специальных окопах, по две пушки в каждом окопе. Окопы отлично замаскированы деревьями, и в 20 шагах ничего не видать. В случае налета аэроплана орудия прикрываются елками. К сожалению, отсутствие хороших дорог не позволяет поставить пушки ближе в лесу и дать им более глубокий обстрел. Необходимо было бы проложить полевую железную дорогу, но материал не дают им. Пришлось ставить на шоссе, т. е. близко от шоссе, что, конечно, дает неприятелю возможность легче их найти по карте. И то уже шпионы подожгли домик близ батареи, когда орудия были установлены. К счастью, неприятель пристреливался, но не нашел их (пока)».

В то же время в штабе 1-й армии эти пушки считали слишком тяжелыми и неудобными для маневренных действий. По мнению великого князя, такое отношение объяснялось нежеланием командиров проявить гибкость ума и адаптироваться к меняющимся условиям, использую новые возможности.

В конце января – начале февраля князь попросил отпуск и отправился в Варшаву, чтобы встретиться с матерью.

5 февраля генерал Рузский поручил князю проинспектировать части 10-й армии и выяснить, в каком состоянии находятся корпуса, вышедшие из сражения под Сувалками. В это время войска фронта находились в тяжёлом положении: неприятель охватывал его правый фланг, была утрачена связь с тремя корпусами. 6 февраля Андрей Владимирович прибыл в Гродно и сразу включился в работу штаба. О последующих напряжённых днях, попытках деблокировать 20-й корпус и своих поездках князь подробно рассказывает в своём дневнике:

«6 февраля

В 5 ч. вечера я прибыл в Гродно в 10-ю армию. Положение, которое я застал, было немного лучше, но все же тяжелое. О 20-м корпусе до сих пор сведений нет. Вероятно, он весь погиб. 3-й Сибирский и 26-й выбрались, хотя и с большими потерями, но вышли. В каком они составе, никто не знает. Все еще прибывают отдельные части, и, может быть, соберется еще кое-что. По словам командующего 10-й армии генерала Сиверса, причиной всей катастрофы было спешное отступление, чтобы не сказать бегство, корпуса Епанчина 3-й армии, правда, состоящего наполовину из второочередных дивизий. Но этим он обнажил правый фланг 20-го корпуса, и неприятель повернул на юг, сбивая все пути отступления. 20-й корпус был, таким образом, отрезан и, как предполагают, окружен. Была слышна канонада; пленные говорили о бое в лесу, и все это заставляет предполагать, что корпус с честью погиб.

Настроение в штабе очень тяжелое. Начальник