Глава 14

Когда Настя ушла, я минут десять расхаживал по залу, встревоженный услышанной новостью. Надо было что-то срочно предпринять.

Из истории мне было известно, что Зейдлицы являлись родственниками и давними партнёрами Шереметевых. В двадцатые-тридцатые годы из-за повышения напряжённости, а потом и войны между Россией и Англо-германским союзом связи этих двух родов ослабли, но к сороковым годам баварские графы с подачки нашей элиты снова оказались в доле, вернув себе, в том числе, отобранные некогда предприятия.

Но в тридцать четвёртом их ещё здесь не было. У германской знати своих проблем хватало, ведь дела на Западе обстояли даже хуже чем Российской империи: тотальный раскол, делёж сфер влияния, война всех против всех.

Тем не менее, Зейдлицы откликнулись на просьбу о помощи. Скорее всего, Святослав пообещал им какой-то лакомый кусок.

Цели привлечения «иностранных инвесторов» были очевидны. Видимо, Пётр Оболенский оказался прав в том, что никто из российской элиты не станет впрягаться за Святослава. Шереметевы получили по лицу от провинциального дворянства, и крупные московские рода сейчас пристально наблюдали за развитием событий, ожидая, когда их коллега окажется достаточно слаб, чтобы напасть и растащить по кускам его промышленную империю. Им же лучше: одним конкурентом меньше.

Вот и пошёл Святослав на крайние меры и обратился к старым друзьям из Баварии. Он жаждал отбить мою фабрику и вернуть себе влияние в Ярославской губернии, но сил не хватало. Шереметевы имели не самую маленькую дружину, но она была рассредоточена по всей стране и задействована в охране многочисленных предприятий. Со всей Москвы едва ли могло собраться штук сто дружинников, но даже такого количества не хватит для противостояния образовавшемуся в Ярославле союзу. Святославу требовался численный перевес.

Мне было неизвестно, сколько немецких наёмников прибыло в Москву и сколько ещё собирается приехать. Настя не знала подробностей. Она слышала, как её отец возмущался действиями Святослава Шереметева, который позволяет иностранным гостям вмешиваться в дела русского дворянства — больше ничего. Оставалось лишь гадать, сколько против нас выставят дружинников. Двести? Триста? Четыреста? У Хилкова и Горбатова может просто напросто не хватить стражи, чтобы противостоять такой силе.

Теперь понятно стало, почему Святослав столь внезапно вспомнил о пленниках. Он не хотел, чтобы его родственник пострадал, и потому решил как можно скорее выкупить его и тем самым развязать себе руки. Ведь если у нас не будет Разумовского, Шереметевым ничто не помешает действовать силой.

За час я разровнял сбившийся кучками в паре мест песок и побежал домой. Время было позднее, но Горбатову следовало знать о планах наших врагов.

Три раза звонил ему — никто трубку не брал. На четвёртый Юрий Степанович ответил.

— Алексей, это вы? — он удивился моему столь позднему звонку. — Что-то случилось?

— Ещё нет, Юрий Степанович, но скоро случится. Святослав Шереметев недавно пригласил в Москву графа Зейдлица с его рыцарями. Догадайтесь, зачем?

— Ох, Алексей, слишком поздний час для загадок, — проворчал Горбатов. — Я уж седьмой сон видел… Но, похоже, ничего хорошего. Откуда у вас эта информация?

— Мой источник сообщил.

— Вот как… Думаете, по нашу душу немцы приехали?

— Возможно, Святославу не хватает людей в Москве, возможно, у него ещё какие-то проблемы. Не знаю. Но что-то подсказывает, он эту армаду направит именно к нам. Разумовского отпускать нельзя.

— А как же быть-то? Не навсегда же его здесь селить? Да и лишние сто тысяч нам не помешают.

— Не знаю, надо подумать. Попытайтесь просто выиграть время. Две-три недели. Этого хватит, чтобы подготовиться. И передайте мои слова губернатору. Надо установить наблюдение за дорогой, за железной дорогой… все гостиницы проверять. Мы должны знать, если дружинники опять приедут в Ярославль. Их будет много — легко отследить. Надеюсь, у Хилкова есть нужные связи. Нельзя сидеть сложа руки.

— Понимаю. Завтра же утром с ним созвонюсь и всё передам, — проговорил Горбатов.

— Сколько вы сможете собрать людей? Сотню получится?

— Может быть. Пока не могу сказать точно.

— Я позвоню завтра или послезавтра. Тоже постараюсь найти побольше стражников, но на это понадобятся деньги. Я едва ли потяну пятьдесят человек.

— Понимаю. Понимаю, Алексей… Давайте всё-таки завтра обсудим.

— Да-да, разумеется. Обдумайте всё хорошо, посоветуйтесь с Хилковым. Будем на связи.

На следующий день, когда мы созвонились с Юрием Степановичем, от него удалось получить более точную информацию по поводу численности нашего «войска». Хилков и Горбатов готовы были собрать порядка семидесяти стражников, плюс полицмейстер мог выставить около тридцати эфирников, которые служили под его началом.

Я со своей стороны обязался найти полсотни бойцов, но для этого требовалось много денег, поэтому я запросил финансовую помощь у Горбатова, ведь стражники нужны были для защиты нашего общего предприятия. Горбатов предложил другой вариант: взять средства со счёта компании, а потом совместно возвращать по мере необходимости. Я обещал обдумать.

А вот численность вражеского войска и планы противника мне выведать не удалось. За следующие две недели мы с Настей встречались четыре раза, но ничего нового она не сообщила. Создавалось впечатление, что её вообще не интересуют дела собственного рода. От меня ей было нужно только одно, и на сторонние темы предпочитала не говорить. Информатор из Насти оказался никудышный, да и много ли она могла знать, если дома бывала от силы раз в две недели?

Тем временем Горбатов старательно оттягивал момент обмена пленников. Вначале он заломил огромную цену, Шереметев, разумеется, стал торговаться. Горбатов несколько раз откладывал переговоры, а потом, когда определённый компромисс был достигнут, и вовсе объявил, что не отдаст Разумовского, и предупредил, что тот умрёт, если Святослав вновь попытается напасть.

Шереметев, понятное дело, злился. И тут важно было не перегнуть палку. Святослав мог потерять терпение, и тогда ему станет плевать даже на родню. Он всю жизнь шёл по трупам, не жалея никого. Мы играли с огнём.

Горбатов это тоже понимал, поэтому к концу второй недели переговоров он всё же согласился отдать пленников за сто тридцать тысяч и шесть украденных артефактов моего рода. Обмен назначили на девятое февраля, вторник.

Я тоже времени даром не терял, обратился к Оболенскому и Вяземскому и выпросить у них стражников. Поначалу новость о приезде наёмников баварского аристократа вызвала скепсис, как у первого, так и у второго, но потом Вяземский пообщался со своим источником и удостоверился в моей правоте: Шереметев действительно