Однако для сна все было как-то слишком реально. Так что я прислушалась к звукам за стеной.

Топ-топ-топ. Открывается дверь. Снова топ-топ — к моей спальне. Сопение за дверью.

На всякий случай я закрыла глаза и притворилась спящей. Но дверь не открылась. Катя только вздохнула и пошла на кухню. На цыпочках. Чем-то там зазвенела, потом грохнула — чашку разбила, что ли? — чертыхнулась и снова зазвенела. Запахло кофе. Снова затопало.

Ты ж мой слоненок!

Слоненок тем временем запикал телефоном.

— Спит, — отчиталась шепотом. Драматическим. Конечно, последнему ряду слышно не будет, опыта маловато, но ползала перекроет точно.

Умница, дочка.

— Да поняла я, поняла. Сейчас.

И тут же стук в мою дверь. Я закрыла глаза. Задышала размеренно и тихо.

— Мама-а! Ма-ам! — уже не шепотом позвала меня дочь.

Я не отреагировала. За столько лет школьных побудок должна же я получить свою порцию удовольствия!

— Мама!

О, уже сердится.

— Еще минуточку, — пробормотала я сонно и укрылась одеялом с головой.

— Я тебе кофе сварила, — взяла себя в руки дочь и плюхнула поднос на тумбочку. Подергала одеяло. — Мам! Ну-у!

— Да, дорогая? — зевнула я, выглянув из-под одеяла.

— Тебе пора собираться! Вставай!

— Что-то случилось? — Из-под одеяла я так и не выбралась и попытки встать не сделала. — Рано еще.

— У тебя репетиция! Ма-ам! — не выдержал ребенок, завопил пароходной сиреной.

— Кать. — Я резко села. — Ты же понимаешь, что я туда не пойду.

— Как вы меня достали. Оба! Придурки!!! — припечатала дочь и вылетела из комнаты.

Я глянула на поднос. Бутерброд — кривенький, но с моим любимым сыром. Творог. И кофе. Сделала глоток. Хорошо как! И легла обратно в постель, ожидая продолжения банкета.

Минут через пять раздался звонок в дверь. И некий юный предатель ее открыл.

Ну, Катя! Ну, погоди!

Честно говоря, я ждала Артура. Наверняка они сговорились вчера — зря, что ли, дочь весь день тусила с папочкой. Но… услышать в коридоре тихие голоса Левы, Ивана и Сергея — для меня было сюрпризом.

Ах, так!

— Как не одета? — тихо, но возмущенно переспросил Лев.

Короткое совещание. И снова его голос:

— Аня!

И я выпорхнула в коридор. Как была. В полупрозрачной шелковой сорочке на тоненьких лямочках, вся прекрасная и со сна.

— Доброе утро, — ослепительно улыбнулась я троице.

А что? Любите приходить в половину восьмого в дом к одинокой женщине — любите смотреть на нее в неглиже.

О! Какие лица. Ну, чистый же восторг. Смутились. Прелесть какая. И больше всех потупился Лева. Он что? Покраснел?! Он умеет?! Не утро, а чудо просто. Вот честное слово! Я почувствовала себя отомщенной.

— Аня! — укоризненно покачал головой Ваня.

Посмотрела на него с усмешкой. Нет, на него я не злилась — это просто невозможно. Но! Вчера и он участвовал в дурацком споре.

— Чем обязана, господа? — холодно проговорила я.

— Мы за тобой заехали, пора на репетицию, — спокойно и деловито сообщил Сергей. — Поехали, а то опоздаем.

— Ни. За. Что, — улыбнулась я.

— Почему? — спросил ничуть не удивленный Сергей.

Иван страдальчески вздохнул, Лев сердито нахмурился.

— Боюсь, что поубиваю вас всех, — пояснила я. — А мне нельзя. У меня дочь подрастает.

— Аня, — взял себя в руки Лева. — Ты все неправильно поняла.

— Да что ты. И вы не спорили…

— Погоди. Да, мы спорили, — неохотно признал этот козел. — На то, что вы с Артуром помиритесь, но…

— Уходите, — велела я спокойно и указала на дверь.

— Да постой же! — Лева заговорил быстро. — Я понимаю, что выглядит по-дурацки. И мы придурки, что пошли за вами. Просто мы были так счастливы, что все получилось. Нам так хотелось, чтобы у вас все получилось, потому что я чувствую себя виноватым. Из-за Даны, из-за проекта, на который забили, потому что Сергей ушел и не до того стало. Ань, прости меня.

О как. Леву тоже подменили инопланетяне. Потому что признавать, что неправ, эта самовлюбленная ехидна не умеет и учиться не собирается.

Надо, однако, сегодняшнее число красной ручкой обвести. И праздновать как национальный праздник.

— А, так это у вас дипломатическая миссия, — ехидно покивала я. — А что ж без виновника торжества? Или Артурчик себя виноватым не ощущает?

— Он с нами не разговаривает, — покаянно опустил голову Иван. — Обложил по— всякому. И все. Ань. Прости нас.

Я хмыкнула. Простить? Ага. Щас.

— А спор… — продолжил объясняться Лева. Морда у него при этом была такая… странная. То ли виноватая, то ли сердитая, не разберешь. — Обычно они на меня спорят. Выведут или нет. Обматерю их или нет.

Бас и тенор радостно закивали. Словно мне есть дело до их дури!

— В прошлом году спорили, помирюсь я с Ирой или нет. — Лев с осуждением посмотрел на соратников. — Это уже привычка.

— Традиция, — подтвердил Иван, не устающий делать несчастные щенячьи глазки.

— На Олесю и Томбасова часто спорим, — вздохнул Сергей. — Но вчера эффект был… э… самый потрясающий.

— Это все британцы виноваты! Кто их просил лезть! — немедленно нашел виновных Лев, из чего я сделала вывод: нет, не подменили. Лев в своем репертуаре. — И Милена заголосила. Дура.

— А так бы я не узнала — и все прошло отлично.

Они дружно кивнули. Потом опомнились и отрицательно закачали головами: ты что? Как могла подумать!

Цирк. С конями. Тройка, блин, удалая!

— Артур просил для меня роль? — прямо спросила я.

— Да, — тут же ответил Иван. — Но он хотел, чтобы ты была Констанцией.

Я поморщилась. Что-то у меня аллергия на это имя. Как и на милейшую галантерейщицу.

— Но Бонни сразу сказал, что ты — его миледи! — с жаром заявил Лева и как-то странно осекся, а остальные двое еще более странно на него посмотрели.

Если бы я собиралась с ними работать, я бы непременно заинтересовалась отношениями Льва и Бонни Джеральда. То есть Бонни, а не конкурент проклятый? Ой, не верю.

— Бонни тебя на площади слышал, — пояснил бас, однако не совсем то, что меня интересовало… нет.

Нет-нет-нет. Меня это совершенно не интересует! Вообще. И то, что до меня только сейчас дошло, что «неприятный итальянец», с которым поругалась Маша — и есть Бонни Джеральд, совершенно неважно. По-прежнему неважно.