рвалось на части от тяжелых предчувствий, которые рождала абсолютная безвестность, которой пытал его барон. Этому негодяю сложно было отказать в находчивости до изощренных пыток, чего стоили хоть те истории беглых, которыми время от времени делился с Дэреком Боул.

Проведя его по темным коридорам тюремных помещений, стражники вверх по лестнице доставили графа к большой зале, за дверьми которой слышался гомон разномастных голосов.

Неужели то был вход в ложу ближайшего совета? А если так, то его пленители явно пытались скрыть это судебное разбирательство, раз предпочли доставить сюда своего заключенного с черного хода.

Один из стражников на мгновение скрылся за высокой дверью украшенной резьбой в форме королевских лилий, а сразу после распахнул ее перед графом, кивнув своим подчиненным втащить пленника внутрь.

После сумерек королевских застенков и изнуряющей тишины его маленькой одиночной камеры, приютившей графа на без малого две недели, Дэрек едва не ослеп и не оглох от огромного, ярко освещенного зала, открывшегося его взору.

Мужчина никогда не видел ложу ближайшего совета с этого ракурса – большая, овальная зала была полна людей. Все они занимали свои почетные места на двух ярусах балконов, паривших высоко наверху. Такая форма обеспечивала не только хороший обзор для каждого на того, кто имел несчастье стоять в центре зала, на черно-белом мраморе, расположенном в шахматном порядке, но и слышать каждое его слово, а также слова верховных представителей совета, восседавших за высокими кафедрами на первом ярусе.

Все места там были заняты. Все! Включая то, которое раньше принадлежало самому Дэреку. С него на мужчину с чванливой злорадной улыбочкой взирал мужчина в красных одеждах – барон Салазар Фрэйр.

Поймав его взгляд, Дэрек оглядел присутствующих.

— Уважаемые представители совета, это какой-то цирк… или, может быть просто уважаемый граф Мэлрод снова проспорил кому-то желание? Что среди вас делает эта разодетая в красные одежды свинья?!

Истеричные удары деревянного молотка о кафедру призвали к порядку возмутившихся такому выпаду представителей совета.

— Спокойно! Спокойно, господа! – Прокричал граф Мэлрод, чередуя свои возгласы с ударами. Морщинистое лицо его при этом раскраснелось, а седой напудренный парик немного сполз на левую сторону. – Держите себя в руках, Сакстон! Особенно когда обращаетесь к новому члену ближайшего совета.

— Вот оно что… - Зло усмехнулся Дэрек, а внутри у него между тем все похолодело от негодования. – А места в совете, я гляжу, подешевели, раз даже вам, уважаемый барон, удалось заполучить себе одно.

— Язвите сколько угодно, Сакстон. – Сквозь зубы ответил Фрэйр. – Все здесь знают, что свое место здесь я получил за службу во благо королевства!

Дэрек сложил руки на груди, громко звякнув сковывавшими запястья наручниками – по крайней мере цепь охранники соизволили с него снять.

— Это какие же? Неужто ваш непомерный энтузиазм в сфере разорения соседей наконец был замечен и нашел здесь сочувствующих?

Если бы барона от графа не отделяла высокая кафедра и пять метров мраморного пола, то раскрасневшийся до возбухания вен на лбу мужчина кинулся бы на него с кулаками презрев всякие приличия и чувства знатной публики.

— Еще слово без дозволения, граф, и я велю стражникам заткнуть вам рот кляпом! – Весомо пригрозил Мэлрод и по взгляду графа было видно, что он как минимум не шутит. – Его величество наделил меня полномочиями вести этот суд за него и вам стоит принять во внимание, что я последний человек здесь, чьи слова вам стоит игнорировать!

От услышанного у Дэрека затряслись руки и он все силы приложил к тому, чтобы сотни глаз вокруг не заметили его волнения.

— Его величество отказался судить меня?

— Нет, он лишь решил, что с решением по вашему делу ближайший совет справится и без него…

Граф Мэлрод зачитывал обвинение, но Дэрек Сакстон будто бы и не слышал его. Все лица в зале в один миг стали для него смазанными пятнами… все, кроме довольной морды барона, ухмылявшегося, глядя на мужчину снизу-вверх, с места, которое еще совсем недавно принадлежало ему самому. А в голове меж тем звучали его слова, вторя сами себя и отдаваясь точно эхом: «Это гордость застит вам глаза, граф, но очень скоро вы прозреете. Оглянитесь вокруг – эти четыре стены, да вонючее ведро в углу – лучшее, что вас ждет, потому что все, кто мог свидетельствовать за вас, отступили в тень. А кое-кто еще и сбежал, едва услышав о вашем пленении»

Неужели все, что сказал ему барон тогда, в камере, было не попыткой запугать, а реальным положением дел?

Его обвиняли в воровстве чужой собственности, которое заключалось в укрывательстве беглых крестьян, которых, как утверждали его обвинители, среди которых был не только барон, граф впоследствии перепродавал за море, получая с того нечестную выгоду. Кроме того совет выступал за повторное открытие дела о смерти его жены, ведь никто не видел тела и гроб Анны, который стоял в его фамильном склепе, о сенсация!, оказался совершенно пустым.

Коррупция, воровство, ложь… как странно было слушать показания свидетелей против себя – лордов и похуже того же барона, наживавшихся на своих людях, бессовестно скрывавших истинные доходы от королевской казны, взяточников, погрязших во лжи и крови. Всех тех, кого был призван разоблачать этот самый совет, тех до кого ему еще не удалось добраться.

Сегодня мыши поймали кота и триумф был написан на их лицах, пока все эти, так называемые, свидетели бессовестно лгали о том, чего на самом деле не было. Да… тут барону стоило отдать должное – он действительно постарался, собирая здесь тех, кто боялся графа Сакстона и с удовольствием был готов оклеветать его, лишь бы навсегда убрать со своего пути нависшую тень Чудовища, способного низвергнуть их с собственных тронов.

49

Валери стояла у высоких двустворчатых дверей, украшенных искусной резьбой на восточный манер, и не решалась постучать. За ее спиной раздался привлекающий внимание кашель – Майлз посмотрел на нее многозначительно, но ничего не сказал. Да и зачем говорить, если она сама знает, что глупо вот так просто стоять здесь, когда ради встречи с владельцами этого дома они провели три дня в море и еще сутки под палящим солнцем следуя в этот город с караваном торговцев.

Глупо, но бесконечно сложно просто занести руку над дверью женщины, которую когда-то любил твой собственный муж… любил настолько, что наступил на горло собственным чувствам и чужому мнению ради ее счастья.

Найти дом