Шрифт:
Закладка:
Но даже помахать рукой из коридора никто не вышел. Вместо избитых обещаний тихо щелкнул замок. Одновременно с этим щелчком какой-то ключ повернулся и у меня внутри.
Я помнила, на что способен Герасимов. Сложно было забыть о трупе, нескольких покушениях и собственном побеге с малышкой на руках. Но перед глазами стояли другие картинки.
С кольцом на пальце Марата.
С огромным букетом белых роз.
С растерянным лицом опытного немолодого регистратора, которой пришлось буквально за десять минут подготовить для одних сумасшедших документы и втиснуть их в плотный график бракосочетаний.
* * *
Лишь настоящая идиотка могла потребовать свадьбу, когда завтра на карту должна стать жизнь любимого мужчины.
В иерархии глупостей эта, наверное, заслуживала первого места. Но, как только Марат свернул очередное совещание в кабинете, проводил гостей, с моих губ сами собой сорвались слова:
– Я согласна выйти за тебя замуж.
Ума не приложу, что нашло. Может, волнение достигло критической массы и предохранители в голове выгорели. Может, рассмотрела что-то болезненное в любимых глазах.
Словно не поверил собственным ушам, Марат тряхнул головой и уверенно, спокойно уточнил:
– Замуж? Когда?
На это умная и рассудительная часть меня мысленно произнесла: «Как только Герасимов окажется в руках полиции». Иного варианта и быть не могло! Времени до встречи с Шульцем осталось всего ничего – вечер да ночь. Но другая часть меня, та, которая в последнее время была за главную, вслух ляпнула совсем другое:
– Хоть сейчас. Хоть сегодня.
После такого Марат просто обязан был вызвать санитаров или, на худой конец, уточнить, не приболела ли я.
Но сумасшедших в нашем доме оказалось двое. Не прошло и часа после случайного «сейчас», как мне с Сашей приказано было срочно нарядиться, и Зоя Фёдоровна с ворчанием сменила удобную домашнюю одежду на строгий брючный костюм.
Дальше моя старая мечта о спасительном обмороке стала актуальна как никогда.
Мозг отказывался понимать, что задумал Марат. Вращая головой направо и налево, я спрашивала у него, куда мы едем. И получая вместо ответа улыбку, терялась с каждой минутой все сильнее.
До дворца бракосочетаний из умеренной невротички я превратилась в паникующее бледнолицее существо. Всех этих заговорщиков от Марата до его цветущей, точь-в-точь как папка, дочки хотелось отправить прогуляться. Куда-нибудь подальше.
Озарение не произошло, даже когда машина остановилась перед знакомым зданием. Мне сразу вспомнился Дамир Абашев с его Дарьей и вспышки фотокамер. Лишь на пороге появились первые подозрения.
Сложно было проигнорировать бегущую навстречу секретаршу Марата со стопкой бумаг. Ещё сложнее – ее просьбу расписаться «тут и тут».
От шока я, наверное, подписала бы даже завещание. Но в самом зале, среди лепнины и цветов... вдруг резко захотелось смеяться.
– Мое «хоть сейчас» совсем не означало «сегодня». – Чтобы не упасть в обморок, я на всякий случай уцепилась за локоть Марата.
– Нет, маленькая. Такой шанс я упустить не мог. – Наглец просиял, как медный пятак. Сжал мою ледяную ладонь в своей широкой горячей руке. И ткнулся лбом в лоб.
– Ты хоть понимаешь, что целый поезд с женскими мечтами под откос пустил? – Я попыталась изобразить обиду, но ни губы, ни глаза не слушались. Чокнутая. Диагноз не нужен.
– Мы потом для публики на бис повторим. С платьем, лимузином, голубями и прочим цирком.
– Конечно. И со счастливыми свидетелями.
Я взглядом указала на стоявших рядом Веронику с Бадоевым. Меньше всего они напоминали людей, которые благодарны за возложенную на них миссию. Бадоев по-хозяйски держал правую ладонь на боку секретарши, а та блестящими от слез глазами смотрела куда-то вбок.
– Надо было его все-таки уволить, – тихо, под нос себе произнес Марат. Но спросить, что он имеет в виду, я не успела.
Нет, все же это было чистым сумасшествием. После тяжелого года вдали друг от друга, после всех наших болезненных признаний, перед опасной сделкой пойти в ЗАГС, как в магазин за хлебом... Без подготовки, без близких, без гостей. В психушке для таких, наверное, есть особая палата. И смирительные рубашки – двойные, чтобы паковать сумасшедших парочками.
Я с трудом представляла, как буду объяснять нашу свадьбу родителям и тетке. Ругала себя за балетки вместо приличных туфель. Но сердце билось так быстро, счастья оказалось так много, что и шагу не смогла бы сделать назад.
Марат, похоже, чувствовал то же самое. Стоило регистратору появиться в зале, улыбка стекла с его лица, а взгляд из веселого стал тяжелым.
– Ты родишь мне еще одну девочку? – прошептал он вдруг. Серьезно, напряженно, словно не было сейчас ничего важнее.
– Тебе прямо здесь родить?
От очередного шока я даже забыла, что нужно волноваться.
– Можно месяцев через девять. Но не позже. Мне столько еще наверстывать – голова кругом.
– А может, сразу после ЗАГСа к доктору? Тому, который за голову отвечает.
Рука так и тянулась погладить этого несчастного по вихрам.
– Не-ет. – Чудовище бессовестно, прямо на глазах у свидетелей и регистратора ущипнуло меня за попу. А потом на ухо, обдавая горячим дыханием, шепнуло: – После ЗАГСа у нас по плану первая брачная ночь. И даже не надейся увильнуть от исполнения супружеского долга.
Марат.
Странная штука судьба. После «первой брачной ночи» у меня вполне мог случиться «последний день». Совсем последний. Без дублей.
О том, насколько велик риск, ни Штерн, ни Бадоев не говорили. Да я и сам предпочитал опускать этот нюанс, но на подкорке он все равно оставался. Сверлил виски, когда вчера в ЗАГСе клялся «любить и уважать», не давал остановиться ночью, когда подо мной стонала Аглая.
– Бронежилет нового поколения. Облегчённая модель, – пока я вспоминал свою свадьбу, Штерн проводил последний инструктаж. – От автоматной очереди в упор не спасёт, но пули от табельного и прочих городских игрушек остановит.
– По плану вроде бы ты у нас пули должен останавливать. Еще до вылета из ствола.
– Слышь, ты, Нео, слушай Морфеуса и не перебивай!
Дима усмехнулся и в прежней поучительной манере продолжил повторять стратегию и тактику на сегодня. От встречи с Шульцем, передачи видеозаписей до ареста последнего бандита.
Уж не знаю, с какой стати Штерн держал меня за идиота, но слушать это пятый раз и не зевать было трудно. Челюсть сводило от напряжения, а этот потомок Моисея все повторял и повторял одно и то же:
«Не высовываешься. Если с Шульцем придет кто-то еще, сразу садишься в машину и ложишься на пол».