Шрифт:
Закладка:
– А он чего хочет, не желаешь спросить? – Бадоев кивком указал на меня. – Босс, как живется? Еще годик потерпишь... так?
На последнем «так» взгляд моего начбеза стал совсем невеселым. Таким же он был ночью после выселения Аглаи, таким же, когда припер в эту квартиру детскую кроватку.
– Дима, Зоя сказала, что у тебя есть еще какая-то новость, – отстраненно начал я. Затем поднял сжатые в кулаки ладони Аглаи и поцеловал каждую.
Будто не понял, в чем вопрос, Дима тряхнул головой. Но после все же нехотя сознался.
– Баба Шульца, та, для которой мы делали паспорт... В общем, это вторая жена Герасимова. Опознали по фото.
Словно всех накрыло ударной волной, в кабинете резко наступила гробовая тишина. Даже Берти закрыл пасть и больше не подвывал.
– Воскресла из мертвых и спешит поскорее сбежать от любимого мужа?
– Как я понял, Шульц за нее трясется больше, чем за себя. Возможно, он и спас.
– Тогда у нас есть план и слабое место одного из заговорщиков. – Теперь я уже с уверенностью повернул карту к себе. – С этим можно работать. Хватит с нас ожиданий и случайных жертв.
Аглая.
Следующие три дня пролетели с такой скоростью, что я даже не заметила.
После совета в Филях, который устроил Марат, меня трясло до самого вечера. Ругая уехавшего Бадоева, я пыталась уговорить Марата отказаться от их затеи. Клялась, что смогу ждать и год и два. Выпила с Зоей литр ромашкового чая на лоджии во время «прогулки». А когда вечером Марат ушел в душ, настигла его там и по-женски, долго, старательно умоляла остаться со мной.
Под хлесткими струями в ход шли уже не угрозы, не крики, а ласки. Я заставляла его хрипеть от удовольствия. Не слушала никаких «подожди» и «я больше не могу». Губами, руками вытягивала все силы и требовала лишь одного: «Уберечь себя».
Дурацкая женская потребность привязать всех самых любимых к подолу оказалась сильнее любых доводов! Это была необходимость сродни одержимости.
Меня не интересовали никакие аргументы и гарантии. Марат терпеливо каждый час клялся, что останется цел. Но я будто не слышала.
После душа изорвала их карту на маленькие клочки. Покормив дочь, уложила ее спать. А сама полночи провалялась одна в гостиной на диване.
Идти в кровать к Марату было страшно. Вспоминались его жуткие шрамы, рассказ об операциях. И в голове мутилось. Мне было страшно... жутко! От мысли, что второй раз ангел-хранитель может не вытянуть этого упрямца с того света, накатывала настоящая паника.
Но... чего и следовало ожидать – мои угрозы и слезы ни на что не повлияли. Как только уснула, Марат перенёс меня в спальню. Прижал к боку. А утром спокойно и четко заявил, что сделка состоится независимо от моего желания.
Этот гад опять забрал у меня право выбора. Снова решил все сам. Наверное, прибить его за такое следовало. Облегчить Гарасимову работу.
Но вместо злости и истерик во мне будто какая-то пружина разжалась. Оказалось, что нет больше сил бороться за свое. Нет желания спорить.
Как и год назад, это чудовище словно приручило меня.
Вместо сопротивления я позорно приклеилась к нему. Один раз горько всхлипнула. И оставшиеся дни каждый этап плана, каждую мысль и страх проживала вместе.
* * *
Накануне операции Дима и его команда сделали вид, что полностью отошли от дел. Бадоев сам договаривался об отрывке видеозаписи и торговался с Шульцем о стоимости нового компромата.
Однажды я даже стала свидетелем такого разговора. Бадоев говорил по громкой связи в домашнем кабинете Марата.
Даже я, проработавшая с начбезом несколько лет бок о бок, не смогла бы поверить, что он блефует. Бадоев спорил так азартно, так жестко гнул свою линию, будто и правда хотел получить видеозаписи.
Подозреваю, в нем не усомнился бы и детектор лжи.
Марат лишь хмыкал, когда этот переговорщик очередной раз менял время встречи или сбивал цену. Шутил, что переведет его в коммерческий отдел. Но потом приезжал Штерн, и всем сразу становилось не до шуток.
У этого высокого плечистого мужчины, которого Марат называл «Дима», новости не отличались особым оптимизмом. Вначале его людям удалось выяснить, что подружка Шульца не живет с ним уже неделю. Потом чудом они смогли напасть на ее след. И буквально за ночь до встречи узнали, что любовник сам ее спрятал.
Радовало, что здесь обошлось без участия Герасимова.
За женщиной никто не следил. В съемной квартире она жила одна. И каждый вечер сама выбиралась в магазин.
Люди Дмитрия умудрились даже чек добыть. Ничего особенного в нем не было. Стандартный набор одинокой женщины: куриная грудка, овощи, прокладки и горький шоколад. Если вместе с ней в квартире кто-то и жил, то питался он воздухом.
– Хотя бы здесь бывший заместитель обскакал своего босса, – подвёл итог Штерн.
– Если Шульц на крючке у Герасимова, а подружка до сих пор свободна, значит, тот не выдал ее и прервал все общение, – сделал следующий вывод Бадоев.
– Нам это только на руку. Что Ромео, что рогоносец будут не в курсе, когда дама временно перейдёт под нашу защиту, – дополнил всех Марат.
И Штерн согласно кивнул.
– Работаем над этим.
* * *
Остальные детали своей операции мужчины предпочли оговаривать втроём. В первый день я еще пыталась прорваться в кабинет. Напоминала Марату про его обещание: «Никаких тайн», но меня все равно мягко выставляли.
Чаще всего эту миссию брал на себя Бадоев. Извиняясь, он обнимал меня, как непутевого ребёнка, за плечи и уводил к Зое и Саше.
О том, что он здесь гость и я вообще не работаю больше на него и Марата, Бадоев будто и не слышал. Гнул свое: «Не надо это вам», «Ничего с ним не сделается» и каждый раз закрывал за собой дверь кабинета на замок.
На второй день мне уже и самой не хотелось ни во что вмешиваться.
Марат кратко сообщил, что бойцы Штерна засели на позиции, а Герасимов у них под контролем двадцать четыре часа в сутки.
Вроде бы он что-то еще сказал про прослушивание телефонов и жучки. Даже, смеясь, показал бронежилет, который выделил ему Штерн. Но для меня это было уже гранью. Закрывать любимый мужской рот поцелуями и представлять, что все закончилось, было легче.
К сожалению, ни поцелуями, ни ласками не получилось промотать сам день сделки.
Такого страха я не испытывала с попытки похищения в Воронеже. Озноб сковывал все тело. Пальцы подрагивали. И ни кофе, ни чай не лезли в горло.
Словно знал, что я разревусь, Марат уехал на встречу не попрощавшись. Я слышала, как он о чем-то разговаривает с Зоей. До меня донеслись его последние слова: «Береги их. Они для меня все».