Хорошо, что она не видела в это время ухмылку довольной Илоны.

— Вот это сейчас и обмоем. Таня тоже не входит в клуб его поклонниц. Мы, можно сказать, представляем собой коалицию антикозломудов! Не дай усомниться в твоей лояльности к мужененавистницам!

Сидорова обвела глазами плотно уставленную бутылками с напитками разных градусов витрину бара, нервно икнула, смирившись с пьяной неизбежностью, и горячо проговорила:

— Что ты, я с вами душой и телом! — Внутренние органы согласившейся на ещё одну ночь вакханалии жертвы затрепетали, пытаясь протестовать против принятого хозяйкой решения. Но кто их обычно слушает?

Учительница помассировала ладонью сжатый спазмом живот и направилась в тёмную пасть алкоприбежища.

Из глубины зала им махала рукой высокая, крепко сбитая блондинка в обтягивающих выпуклую попу джинсах и облегающем пышную грудь свитере ярко-красного цвета.

Илона направилась к её столику, предупредив Наталью:

— Это моя подруга.

— Красивая девушка.

— И человек замечательный, когда познакомишься поближе и вникнешь.

Во что именно нужно вникать, переспросить биологичка не успела, но узнала на личном опыте уже через час. К этому времени девушки не по разу выпили за знакомство, разоткровенничались, перешли на «ты» и даже начали спорить, с трудом понимая друг друга.

— Знаешь, что раздражает меня в тебе больше всего?

— Что? — Наташа икнула и улыбнулась с извинением: — Прости, на меня постоянно что-то находит, стоит чуть выпить. Иногда вот икота.

Иванова улыбнулась, но промолчала. За столь короткое время знакомства вряд ли стоит выступать в роли эксперта, но о «кое-чём пьяном» от Натальи она могла рассказать.

Таня же с неодобрением уставилась на полные губы учительницы.

— Твой приветливо распахнутый рот.

— Как это понять?

— Вот и мне хочется задать этот вопрос. Про вас, русских, говорят, что вы излишне угрюмые.

— И? — Сидорова снова икнула и улыбнулась.

Украинка, настроенная изначально на неприятие новой пассии хозяина в раздражении выгнула ноздри.

— Вот только прошу: убери этот наивный дебилизм с лица.

— Какой? — искренность в огромных карих глазах подкупала, давая коррективы на снисхождение любому, но только не прямолинейной Бабенко.

— Дай договорить, зубрила. — Несколько мягче произнесла она, решив взять над «наивностью» шефство. — Так вот, вы не угрюмые, вы умные и искренние, вас не приучают с пелёнок врать.

— А меня?

— Думаю, учили. А как иначе назвать твоё бодрое склабанье? Ну, сущий младенец, унюхавший мамкину сиську.

— Моё — что?

Наташа безуспешно пыталась понять пьяные мысли подруги из ближнего зарубежья. Чем ту раздражает её улыбка и «выдающийся» мозг? Но правильно кто-то из классиков сказал, что умом Россию не понять и чем-то там не измерить.

Мерить Таня ничего не собиралась, а понять собеседника с каждым выпитым бокалом становилось всё труднее. Биологичка уставилась на покачивающийся внушительного размера предмет доверия и обожания грудничка.

— Я ещё не кормила, не нужно всё понимать буквально, хотя… — Бабенко поправила лямки тесного бюстгальтера, — тут есть, на что посмотреть, причём всё исключительно натуральное. Мой пятый размер — родной кусок плоти, а не силиконовый мяч для гандбола. Так вот… На чём мы остановились?.. — протянула она, сдвинув брови. — Ты всё время сбиваешь меня. Бедные ученики… А — вспомнила!

Новая наставница брюнетки, счастливо ухмыльнулась, подняв палец вверх.

— Про улыбку. Русские улыбаются, если человек приятен. Ты рада видеть меня рядом? Благодаришь за что-то или хочешь предложить искреннюю помощь?

Длинный, покрытый бесцветным лаком ноготь уткнулся в подбородок Натальи и потянул его вниз.

— Ну, и что означает сейчас твой оскал?

Учительница икнула и плотно сомкнула губы.

— Вот так-то лучше, — одобрила перебравшая виски горничная. — А то был у нас на ферме племенной бык-производитель Яшка. Скотина страшная, агрессивная и бодливая. И ведь что делал, гад, перед тем как напасть?

— Что? — Сидорову искренне занимал вопрос поведения парнокопытного, перед тем как выполнить предназначенную природой функцию.

Она вытаращила глаза, поймав себя на мысли, что мозг снова работает в направлении образа Иванова, постепенно из козлокроличеосьминожного мутанта инопланетного происхождения приобретающего черты Минотавра.

— Так что он делал? — поторопила Наташа с ответом бывшую ударницу доильного фронта.

— Улыбался!

— Врёшь!.. — Икота оставила организм учительницы: нервный спазм сменился на подёргивание века.

— Это я вру? — Таня угрожающе наклонилась над барной стойкой. — А в глаз?

— Не надо, она просто шутит, — вмешалась давящаяся смехом Илона наблюдающая за диалогом двух «перебравших» подруг.

— В каждой шутке есть… — Дива славянского происхождения попыталась вспомнить продолжение спрятанной в лабиринте памяти мысли, но махнула рукой и продолжила:

— Ладно, на первый раз ограничимся устным замечанием. Я никогда не вру! Запомни. За это меня многие и не любят. Ивановы — восьмая семья, где я работаю. На моё счастье, в этом доме есть светлая голова, — кивнула она на байкершу. — Так вот, возвращаясь к нашим баранам. Твоя вечно осклабленная физиономия говорит или о скудоумии, или о лицемерии, или — что ещё хуже — о желании поиметь всех и вся.

Бабенко, с утра находящаяся в плохом расположении духа, была неправа. Не стоило приписывать возникшие в собственной голове мысли другим.

— Ведь как происходит у нас на Украине? Если тебя посылают на мужской орган… — блондинка покосилась на стоявшего неподалёку мужчину.

Проследившая за направлением взгляда биологичка упёрлась глазами в выпуклую мужскую промежность, запрятанную в до боли знакомые серые брюки. Взгляд, покачиваясь вместе с головой, поднимался в упрямом желании разглядеть хозяина предмета, на который кто-то послал подругу.

Голос Тани доносился как бы издалека:

— … мы точно знаем, в каком направлении нужно идти. Вы же будете улыбаться при этом. И становится непонятно: то ли вам хочется, чтобы ушли, то ли вы делаете предложение прямо здесь и сейчас совершить половой акт…

Наталья за это время полностью подняла голову и наткнулась на взгляд зелёных глаз. Наглые, выпученные зенки, обрамлённые густыми ресницами, располагались на серой бородатой морде, которая мгновенно покрылась мелкими кучеряшками. Странная голова постепенно увеличивалась в размере, меняя волосатую бледную кожу на коричневую. Загнутые назад рога завернулись улиткой, но тут же выпрямились, превращаясь в заострённое на концах орудия для бодания. И ведь Сидорова точно знала, кто эта странная особь.

Рот по привычке открылся сам собой и выдал пришедшую в голову мысль:

— Жуть какая-то, а не Лев. То козёл, то баран… а теперь и вовсе бык…

Видение, обидевшееся на сравнения, заколыхалось в воздухе.

— Что? — спросила удивлённо Бабенко. — Какой ещё овцебык? Я про улыбки сейчас говорю.

Рельефные губы Минотавра-Иванова сложились в плотоядной ухмылке — и привидение исчезло.

Брюнетка вздрогнула, к ней тут же вернулась икота.

— Так и я про неё… — В этот раз дыхательные спазмы стали излишне агрессивными, заставляя нетрезвую жертву