Он одаривает меня таким проникновенным взглядом, что мурашки снова собираются на коже. Немного скользит назад, вклиниваясь между моими коленями и забрасывает мои ноги себе на плечи, обхватывая щиколотки шершавыми ладонями, и отбрасывает голову назад, призывая продолжать. Так мы и сидим, сцепленные в странную, чересчур интимную для обычных людей, позу, наблюдая, как Марс увлеченно прокатывает какие-то бусины по металлической загогулине.

Миша гладит пальцами оголившуюся на икрах кожу и даже оставляет на ней колючий поцелуй, пока я массирую ему голову. Мысленно ставлю пометку, что еще одно «никогда прежде» мы преодолели. Хотя не вычеркиваю и вариант, где уже делала это раньше: сидела вот так с мужчиной у моих ног и чувствовала этот невероятный трепет от близости за гранью простого желания. Ради этого же и затевают весь этот фарс с ЗАГСом и «долго и счастливо»?

Мы молчим, впитывая этот момент кожей. Слова кажутся лишними в этой уютной атмосфере максимальной интимности. В камине потрескивает огонь, желудок согревает какао, а сердце — картинка перед глазами. Мой муж, ребенок и даже собака, откликающаяся на звук своего имени с неизменным упорством.

— Хочешь еще какао? — спрашивает мой заботливый муж.

— Нет, хочу в постель, — шепчу ему на ухо.

С удовлетворением отмечаю, как от этих слов по его шее пробегают так знакомые мне мурашки.

— Если хочешь, иди отдыхай, — отвечает он приглушенно.

— Нет, я не хочу спать, — продолжаю выдыхать ему на ухо. — Хочу туда с тобой, — скольжу ладонью ему на грудь и ныряю за ворот футболки.

— Марса скоро укладывать, — он шумно сглатывает и поворачивается ко мне, чтобы в очередной раз подарить пробирающий до низа живота взгляд.

— А потом ты уложишь меня? — спрашиваю провокационно.

— Да, — скорее выдох, чем ответ.

Черт. Я вся в ожидании.

Когда Марсель начинает капризничать, Миша поднимается на ноги, аккуратно высвобождаясь из моего плена. Я немного расстраиваюсь, потеряв его тепло, но понимаю, что за этим последует что-то более интересное.

— Пойду подготовлю ему кровать, — объясняет муж, поворачиваясь ко мне.

На лице расплывается улыбка, когда я вижу его настрой, который выдают слишком тесные джинсы. Даже от простых касаний…

— Где его уложим?

— В комнате Андрюхи есть два кресла, я их сдвину и получится кроватка с перегородками из подлокотников, — прячет от меня взгляд муж.

Стеснение?

— Какой ты предусмотрительный, — ловлю его ладонь и крепко сжимаю.

Удостаиваюсь скользящего поцелуя в уголок губ и зачаровывающего «я скоро».

Марс устраивает целое представление: раскидывает игрушки, еще пару минут вызывающие у него неподдельный интерес, кривит губешки и начинает горько плакать. Я спускаюсь к нему на пол и подхватываю на руки. Знаю, что это помогает.

Марсель немного затихает, когда я встаю и начинаю раскачивать его из стороны в сторону. Даже начинает прикрывать глаза, пока я нарезаю круги по гостиной. Но тут же открывает, стоит появиться Мише, и начинает недовольно кряхтеть, заслышав его голос.

— Пошли наверх, — зовет с собой.

Мы поднимаемся на второй этаж, входим в комнату, где я еще не была. Миша действительно постарался: два кресла превратились в настоящую безопасную для ребенка кровать.

— А он не вылезет отсюда? — спрашиваю, все еще качая капризного малыша на руках. Все же подлокотники недостаточно высоки, чтобы оградить ребенка, если он встанет в полный рост.

— Он не проснется до утра, я сделал кашу, — показывает полную бутылочку для кормления. — После нее он спит всю ночь. И рядом будет Какао, — показывает на угол, где притаилась идеальная собака. — Позовет нас, если мы не услышим.

Я киваю, доверяя его экспертному мнению. Миша дает сыну бутылочку, тот жадно присасывается, прикрывая глаза.

— Когда поест, сразу дай ему пустышку. Укладывай и спускайся, — инструктирует меня, приобнимая за плечи.

— Ты оставишь меня одну?

— Ты справишься, — целует в висок и выходит.

Я чувствую себя немного увереннее, чем вчера, но все равно боюсь не справиться. На словах так просто — накорми, положи — но что делать, если он не заснет? Если снова начнет плакать?

Но мои опасения оказываются напрасными, как только Марсель высасывает бутылочку досуха, отрубается сладким сном. Я легко перекладываю его в импровизированную кровать, вставляю соску, укрываю его одеялком и выхожу, оставляя дверь открытой.

— Какао, сторожи! — кидаю напоследок мирно лежащему у кресел псу. Она поднимает голову и в ее глазах читается полное понимание ответственной миссии.

Даю себе пару секунд переключиться с бремя родительства на предстоящую ночь. Странно, но я немного нервничаю. Обычно прелюдия так долго не длится и времени на лишние раздумья нет. Сейчас же я прокручиваю в голове как все будет, где, кто первый начнет. И это нервирует.

Поэтому я принимаю решение не думать. Решение, всегда облегчающее мою жизнь. Стягиваю штаны и закидываю в соседнюю комнату на кровать, оставаясь в одной рубашке, прочесываю пальцами волосы у корней, придавая немного хаоса.

Помедлив секунду, расстегиваю лишнюю пуговку на рубашке, оголив немного черного атласа, провокационно приподнимающего скромную грудь.

И спускаюсь.

Гостиная утопает в полумраке. Верхний свет выключен, оставив только красноватое свечение от камина и заглядывающую в большое окно луну. Из телефона, лежащего на столе, льется лирическая мелодия, похожая на одну из тех, что используют для медитации, и я выпускаю нервный смешок. Да, расслабиться не помешает.

— Ты не помнишь, но в первый раз было так же, — сзади ко мне прижимается Миша, рождая уже знакомый озноб от его тела. — Только вместо камина — свечи, — его рука ложится на мой живот и сминает ткань рубашки.

Я не удерживаю тихого стона. Не помню. Совсем ничего не помню, но может, и к лучшему.

— Как… романтично, — выдаю, хотя мне никогда не нужны были эти киношные атрибуты. Я не из тех женщин, к которым нужен многоступенчатый подход до кровати.

— Ты так нервничала, — смеется, целуя мою шею.

— Нервничала? — переводя дыхание, спрашиваю я. Совсем не похоже на меня.

— Мы были почти незнакомы, — а вот поехать к почти незнакомцу — очень похоже. — Поэтому было много вина, — поцелуй в шею повторяется, высекая из меня искры глубокого томления. — Много, много вина. Сегодня обойдемся без него?

Вместо ответа я всхлипываю, потому что вторая рука Миши скользит к кромке рубашки и задирает ее, скользя грубыми пальцами по чувствительной коже бедра. Он ласкает так мягко и ненавязчиво, что можно спутать это с обычными объятиями, но в тоже время так виртуозно, что нет сомнений, куда это нас заведет.