вместе с двумя представителями райкома направился к зданию конторы. Купша отделился от стены и, не говоря ни слова, загородил дорогу худому, смуглому человечку с острым носом, инструктору Тома Бикэ. Килиан, погруженный в бумаги, которые показывал ему на ходу толстый и низкого роста, но необычайно подвижный Хорнару, один из секретарей райкома, сначала не обратил на Купшу внимания. Когда Тома Бикэ отстал, остальные двое тоже машинально остановились, продолжая просматривать бумаги, которые держал Хорнару. Тут-то Килиан и заметил Купшу.

— Вы ко мне? — спросил он, но тут же опять уткнулся в бумагу. — По какому вопросу?

Работники райкома стояли немного в стороне. Купша начал что-то говорить, Килиан слушал его, но ничего не понял, так как все время думал о плохом докладе, который написал секретарь цехкома. Тогда он коротко спросил:

— К конце концов, чего тебе надо?

Килиан надеялся, что теперь-то он поймет, о чем идет речь, но Купша ничего ему не ответил, только бросил мрачный взгляд из-под кустистых бровей, нависших над глазами.

Подождав некоторое время и видя, что собеседник ничего не отвечает, Килиан быстро проговорил, желая избавиться от него:

— Пойди и поговори с товарищем Молдовяну. Вон там его найдешь. Он все решит…

— К какому это Молдовяну? — спросил Купша.

Килиан с удивлением взглянул на Купшу и сразу же забыл о нем, погруженный в свои мысли о неудачном докладе. Не сказав больше ни слова, он повернулся и пошел дальше с Бикэ и Хорнару.

Почти три часа Килиан просидел в своем кабинете вместе с секретарем парткома и членами комитета, двумя секретарями первичных организаций, секретарем УТМ[4] и еще несколькими товарищами, когда вошел рабочий в комбинезоне и через головы сидевших за столом сказал:

— Товарищ Килиан, вас там ждут.

— Меня? — спросил Килиан. — Кто?

— Вон стоит на улице у входа.

— Скажи ему, чтобы шел сюда.

Рабочий подошел к раскрытому окну (кабинет Килиана находился на первом этаже), отыскал глазами ожидавшего человека и крикнул, чтобы тот поднялся в кабинет. Потом он подошел к столу, где один из присутствовавших рассказывал о странном происшествии в раздевалке вагонного цеха: кто-то взломал шкафчик вагонного мастера, но, к удивлению, не взял ничего.

— Может, взломщик и не знал, что это шкаф мастера… — начал говорить один из сидевших за столом, но его перебил Бозонк, секретарь УТМ, юноша огромного роста с маленьким личиком:

— Дядя Джикэ говорил, что у Думитреску — так звали мастера, шкафчик которого был вскрыт, — пропал пакет с едой… Это вовсе не шуточка, — продолжал Бозонк, заметив, что некоторые улыбаются, — дядя Джикэ говорил, что он слышал, как Думитреску похвалялся утром, раздеваясь, что жена дала ему целого цыпленка, зажаренного с чесноком и…

— А кто это такой, дядя Джикэ? — спросил, улыбаясь, секретарь профкома, красивый брюнет, в то время как остальные покатывались со смеху над тем, как Бозонк говорил все это и моргал, словно ребенок, своими большими глазами.

Кто-то вместо Бозонка ответил, что дядя Джикэ — это сторож при раздевалке в вагонном цехе, цыган с огромными усами, «как у Франца-Иосифа».

— А почему, — спросил секретарь, продолжая улыбаться и оборачиваясь к одному из членов комитета, — почему у Думитреску шкафчик внизу, в раздевалке, вместе с рабочими? Я знаю, что мастера…

— Это демократично, — тонким голосом отозвался рабочий в комбинезоне, — есть макароны ложкой…

— А как едят макароны? — как-то лениво спросил секретарь, в то время как остальные продолжали хохотать.

— А вы что, не знаете? — тонкий голос рабочего прозвучал еще более задорно. — Их глотают целиком, а потом выплевывают дырочки.

— А что с этим? — спросил вдруг Килиан. — Чего он не заходит?

Рабочий, рассказавший анекдот про макароны, хохотал вместе со всеми. Тогда Килиан тихо поднялся и подошел к окну. Внизу он снова увидел Купшу, о котором успел забыть. Килиан повернулся, хотел было что-то сказать, но раздумал и вышел во двор.

— Кого ты ждешь, товарищ? — обратился он к Купше. — Меня?

Купша медленно и тяжело подошел к нему, не говоря ни слова. Он стоял рядом с Килианом, повернувшись к нему немного боком, и продолжал молчать. Лицо у него было нахмуренное и мрачное, только желваки перекатывались под кожей.

— Как тебя зовут? — снова обратился к нему Килиан, не ожидая ответа на первый вопрос. В голосе его слышалось нетерпение, одной ногой он стоял на ступеньке, готовый вот-вот подняться по лестнице.

— Купша, — ответил тот, поднимая голову.

— Купша? — повторил Килиан, несколько удивленный.

— Товарищ Войкулеску сказал, что вы…

— Какой Войкулеску?

— Табельщик из нового цеха…

— Ага! — воскликнул Килиан, вспомнив того «мелкого царского сатрапа», которого он так обозвал про себя, а вместе с ним припомнил и Купшу.

Купша понял, что Килиан узнал его, и теперь внимательно смотрел на Килиана, ожидая, как тот к этому отнесется. Но Килиан только пожал плечами и замолчал, опустив глаза. По его лицу тоже ничего нельзя было понять. Это как-то смутило Купшу, и лицо его еще больше помрачнело.

— Ну! — в конце концов нетерпеливо заговорил Килиан. — Так чего ты теперь от меня хочешь? Чем я могу быть тебе полезным?

Тон у Килиана был сухой, чуть-чуть раздраженный, словно он хотел как можно скорее и как можно короче выслушать то, что скажет Купша, и тут же подняться по лестнице к себе в кабинет. Купша удивленно взглянул на него, слегка пожал плечами и затоптался на месте, словно это он куда-то торопился.

— Товарищ Войкулеску снял меня с работы, — проговорил он надтреснутым, глухим голосом. — Он сказал, что это вы приказали…

— Я приказал, — просто признался Килиан. — А теперь он послал тебя ко мне?

— Да, — ответил Купша, удивляясь тому, что Килиан все знает и так себя ведет.

— Так что же ты хочешь? — спросил снова Килиан, все еще стоя одной ногой на лестнице и усталыми глазами поглядывая по сторонам. Сбитый с толку Купша посмотрел в сторону, потом на мгновение перевел взгляд на Килиана, но поскольку лицо его оставалось таким же неподвижным и равнодушным, Купша кашлянул дважды и проговорил:

— Чтобы мне выдали деньги, которые я заработал. За семь дней в этом месяце и за три дня в прошлом, которые он забыл мне записать, потому что я работал во дворе на сортировке, а не в цехе…

— Хорошо, хорошо! — нетерпеливо прервал его Килиан. — Деньги свои ты получишь!

Купша молчал и смотрел на него большими глазами.

— Да как же так! — воскликнул он вдруг громким и таким неожиданно резким голосом, что даже машинистка, которая стрекотала на машинке где-то поблизости, высунула из окна свою растрепанную злую голову, но, увидев Килиана, спряталась обратно.

Килиан заметил ее