— Ты так говоришь, потому что ты, Хаджар — воин, — улыбнулся Карейн. Он все так же не рисковал дотрагиваться ладонью до раны и вскапывал ей землю рядом с собой. Видимо боль, которую терпел Тарез, действительно была нешуточной. — Мой отец всегда говорил, что нет ничего зазорного в том, что оплатить чью-то жизнь монетой. Ведь, в конечном счете, мы лишь предлагаем деньги. Берете вы их по своей воле. И по своей же воле за них погибаете.

— На чем вы зарабатываете, — кивнул Хаджар.

— Все на чем-то зарабатывают, Хаджар, — пожал плечами Карейн. — в прямом или переносном смысле. Деньги, слава, честь, женщины, знания, явства, драгоценности, да даже — уважение. Все это лишь определенные блага, на которые мы меняем самое важное.

— Самое важное?

Карейн кивнул.

— Наше время, Хаджар, — прошептал Тарез. — Наемник, на службе клана Тарез, за месяц получается семь сотен имперских монет.

Хаджар едва не икнул. По меркам наемником, да чего там — даже для стражников Даанатана, это была баснословная сумма. Такая, за которую и жизнью рискнуть не зазорно.

— На эти деньги, — продолжал Карейн. — он может купить себе новый щит, меч, или прокормить семью, а может в бордель отправиться… Но, так или иначе, он их потратит. Обменяет на что-то. Месяц своей жизни, Хаджар, он обменяет на что-то, что ему ценно. И, получается, что деньги — лишь мерило времени. Те кругляшки, которые звенят в кошелях, если подумать с такой стороны, вовсе не являются валютой. Валютой является…

— Время, — Хаджар закончил за Карейна. — к чему ты клонишь?

— К тому, что вечная грызня воинов и торговцев, не имеет к моему отцу никакого отношения. Он достаточно силен, чтобы не боятся почти ни одного воина Империи. Так что спрошу тебя еще раз, Хаджар — кого, больше всего, ненавидят торговцы?

Хаджар задумался на несколько секунд.

А затем его осенило.

— Тех, у кого изначально слишком много валюты.

— Именно! — Карейн особенно жестко вцепился пальцами в землю. — Даже Небесный Солдат, в покое и достатке, может прожить хоть полторы тысячи лет. Чего уж говорить про Рыцаря или Повелителя. Они живут долго — сотни веков. И, получается, что главная, абсолютная валюта, в Семи Империях, постепенно обесценивается. И чем сильнее общество, чем дольше живут адепты, тем хуже приходится торговцам. Бессмертие — вот главный враг торговца.

— Твой отец задумал победить само время?

— Победить время, Хаджар? — засмеялся, горьким смехом, Карейн. — Мой отец не такой идиот… Нет, он задумал не победить время, а наоборот — помочь ему.

— Помочь? Как можно помочь времени?

Карейн открыл глаза и посмотрел на Хаджара. Он кисло и горько улыбнулся.

— Ты ведь видел того уродца, который засел внутри меня?

Хаджар только кивнул.

— Тогда позволь я тебе все объясню, — Карейн вновь откинулся на импровизированную подушку. — Нельзя просто так отнять время у адепта, Хаджар. Все же, это будет воровство. А торговцы — не воры. Да, они… мы, обманываем, приворовываем, обторговываем, обвешиваем — называй как хочешь. Но те, кто воруют — они воры. Мы же — торговцы.

— А есть разница?

— Для воина может и нет, но для нас… наших принципов чести — есть. Мы обмениваем один товар, на другой. Мы всегда должны, после того как взяли, что-то отдать. Иначе мы уже не торговцы, а простые преступники. Это совсем иная ипостась.

Хаджар промолчал.

Он вспомнил Саймона — пухлого снабженца Лунной Армии Лидуса. Тот, когда напивался, рассуждал о чем-то подобном. А затем сдирал с несчастного воина, потерявшего шлем, в три дорога за то, что отдать из схрона новый. Но, все же, всегда отдавал…

— Ты видел храм моего отца?

Хаджар опять кивнул.

— Я тоже… хотя, видят боги и демоны, хотел бы никогда его не видеть… — Карейн прокашлялся. По уголкам его губ стекала алая струйка. — Отец всю жизнь искал способ, как можно стать сильнее. И он нашел его в том, что сейчас надето на тебя…

Хаджар опустил взгляд и посмотрел на развевающиеся одежды на ветру…

— Зов…

— Именно, — Карейн вновь прокашлялся. — Он всегда полагал, что ответ на вопросы — как дать силу адепту, забрав у того время, кроется в смешении человеческой и нечеловеческой крови. И, видят боги, он серьезно преуспел в этом вопросе.

Хаджар вспомнил тайный храм Тарезов и те фигуры, что он там видел.

— Количество жен твоего отца… Все они…

— Носительницы различного наследия крови, — перебил Тарез. — Попутно с остальными своими экспериментами, он пытается вывести нечто уникальное, что было бы не только могущественным существом, но и связано с ним кровью. Такими были мои многочисленные братья и сестры.

— Но мне казалось, ты единственный сын семьи Тарез.

— Единственный, кому посчастливилось дожить до возраста, который позволил бы мне сбежать в школу Святого Неба, — криво улыбнулся Карейн. — Знаешь, у меня было так много братьев, что в какой-то момент отцу стало лень придумывать им имена. Всех называл он называл…

— Имир…

— Именно. Имир… Помнишь старые сказки? Многоликий фейре Имир, который может принять любой облик, который только пожелает.

Что же, теперь было понятно, почему Карейн так не любил, когда его называли по имени…

— Но при чем здесь попытка принести тебя в жертву?

— При том, что, Хаджар, у подобных экспериментов есть свои ограничения. И та кровь, которую примешивал мой отец, не может дать того результата, о котором он мечтает. А мечта у него безумная.

— Чтобы торговать чистой силой, получая взамен время, — догадался Хаджар.

Теперь уже Карейн кивнул.

— Когда же он понял, что кровосмешением и выведением эссенции крови, чтобы прививать её простым адептам, он не добьется, желаемого, то к алхимии отец решил добавить оккультные практики.

Хаджар только теперь, отойдя от шока, “вспомнил”, что он не по своей воле вломился в квартал Тарезов. Торговцами был заинтересован, без малого, эмиссар князя демонов — Хельмер.

— Тот паразит, который сидит в тебе… Это ведь не кровь волшебных животных или фейре, так?