еще подчиняются далекому Константинополю, и тряслись как лист в ожидании неизбежной войны. Только вот воевать им тут было практически некем. Убогие ромейские лимитанты, месяцами не получающие жалования, не шли ни в какое сравнение с обученными египетскими легионами.

Вот такую цену придется заплатить Константинополю и его знати за свое вероломство. Убив Ираклона, его мать и братьев, они бросили вызов императору Запада. И за это им придется ответить. Они еще не знали, как отвечают перед Самославом. Знать Восточной империи чувствовала себя почти безнаказанной, потому как частная собственность охранялась законами, а против казней аристократов выступала христианская церковь. Они еще не знали, что богатейшие африканские имения некоторых высокопоставленных особ уже перешли в Приказ Большого дворца. Ведь все данные о земельном кадастре кто-то заботливо передал в Братиславу еще в прошлом году.Невероятное совпадение, которое ничуть не удивило людей, причастных ко всему этому.

Корабли огромной дугой обняли бухту порта. Как и следовало ожидать, нападения здесь никто не ждал, и службу несли из рук вон плохо. Да и нечего противопоставить экзарху Григорию такому войску. Все его боеспособные части — на границе с пустыней, охраняют провинцию от набегов ливийцев. А тут все стало скверно сразу же, когда в город полетели огненные шары, а стены в порту были взяты с налету. Ведь никто и не подумал разбивать лагерь и устраивать правильную осаду. Расчеты баллист просто очистили участок стены в пару сотен шагов, и туда ринулись штурмовые команды, приставляя к ним заранее приготовленные лестницы. Всегда и везде римские города защищались со стороны суши, а с моря укрепления имели чисто символические. Ведь нападений оттуда не бывало со времен вандалов. Уже через четверть часа ворота, которые вели из города в порт, распахнули настежь, а в Карфаген вошла пехота Сводного легиона, словен в котором была от силы десятая часть. Еще половина воинов оказалась природными египтянами, а остальные и вовсе не пойми кто — нубийцы, палестинцы, исавры, ромеи с Сицилии, и даже итальянские готы. Этот легион останется здесь и будет называться восьмым Африканским. Его воины получат лучшую землю, когда выслужат свой срок. А потому солдаты даже не думали нарушить приказ и только зыркали жадными очами на перепуганных обывателей, бегущих сломя головы под защиту церквей. Грабить было строжайше запрещено.

Дворец экзарха оцепили, а его охрана с тоской смотрела на скалящихся парней в добрых шлемах и доспехах из кожи буйвола и гиппопотама. Ходить в железе в африканском климате хотелось немногим. Хотя рослый воин в пурпурном плаще доспех все же надел. И был тот доспех весьма необычным — из кольчужных колец, к которым приделаны железные пластины. На воине не было ни золота, ни камней, но пурпурный плащ и сапоги заставили стражников склониться. Стражники уже догадались, кто перед ними. И они не ошиблись.

— Я цезарь Святослав, — сказал воин, бесстрашно выйдя вперед. — Экзарх Григорий — узурпатор, и я пришел, чтобы водворить порядок в провинции. У меня в руках эдикт римского императора. Григорий отстранен и будет отправлен на суд в Константинополь. Вы же, воины, выполняющие приказ, продолжите нести службу. Казна выплатит все жалование, которое вам задолжали. Я лично займусь этим.

— Прошу вас, царственный! — сотник, охранявший дворец, размышлял недолго и сделал верный вывод. — Сиятельный Григорий здесь.

Святослав кивнул и прошел внутрь, сопровождаемый своими воинами, а к сотнику подошел Вячко, который надел ему на шею деревянную пластину со звездой.

— Ищи всех своих, — сказал он, — тех, кто сейчас улицы мусором заваливает и хочет биться. Скажи, что их не тронут. Веди всех в казармы. А это пропуск тебе, чтобы не пришибли по дороге.

— Слушаюсь, господин! — вытянулся сотник, разглядывая золоченую рукоять меча и расшитый форменный плащ. У легата он был невероятно роскошен.

От старых времен во дворце римских наместников осталась лишь мозаика на полу да пустые ниши, где когда-то стояли статуи. Больше тут ничего примечательного и не было. Ни портиков, ни колонн. Массивный дом в два этажа с окнами, выложенными в виде арок. И полосы тонкого кирпича-плинфы, которыми перевязывали кладку из тесаного камня. Это уже лет триста, как считалось красивым.

Григорий спокойно ждал в обеденном покое, где тянул вино из серебряного кубка. Крупный, носатый мужчина с вьющимися черными волосами, в которых появились первые седые пряди. Таким его увидел Святослав, когда зашел в залу, сел за стол и налил себе кубок, который кто-то заботливо поставил для него. Григорий даже не попытался встать, лишь окинул его равнодушным взглядом.

— Ну и что ты будешь со мной делать? — спокойно спросил экзарх. — Можешь убить, но прошу, отпусти семью. Я отдам тебе ключи от казны. Я бы встал тебя поприветствовать, но ты сын бывшего раба, а я дядя правящего императора. С души воротит, когда думаю об этом. До чего докатилась империя!

— Если тебе хочется поныть, я могу зайти завтра, — спокойно ответил Святослав, а экзарх от души расхохотался. Все же он был неплохим мужиком, прямолинейным и честным.

— Не стану я тебя казнить, — продолжил цезарь. — Сдай дела моему человеку и поезжай в столицу вместе с семьей. Заберешь с собой все, что посчитаешь нужным. Если принесешь клятву, что проживешь до конца жизни, не воюя со мной и моим отцом, то тебе не причинят вреда.

— Ты не станешь меня убивать? И ты не тронешь моих детей? — Григорий даже кубок поставил на стол от удивления. — Надо же! Тогда, да! Я клянусь, что вернусь в столицу и ни словом, ни делом не стану вредить императору Запада. Но почему?..

— В этом нет нужды, — ответил ему Святослав. — Ты не опасен, Григорий. Ты просто не понял, что происходит вокруг тебя, и сделал глупость. Поскольку она не имела больших последствий, император Самослав дарует тебе прощение. Но не приведи господь тебе нарушить данное слово. Ответишь и ты, и вся твоя семья. Помни об этом.

Григорий встал и поклонился.

— Я удивлен, царственный! Это поступок, достойный настоящего императора. Гай Юлий поступал так.

— Да, — улыбнулся Святослав. — Но он плохо кончил. Я не так добр, как император Гай. Поэтому у тебя только