Шрифт:
Закладка:
Общество предметов
Колониальные общества были образованиями, лишенными чувства жалости. Далеко не всегда они представляли себя как общества, объединяющие людей, но по закону и на деле они были сообществами разделения и ненависти. Парадоксально, но именно эта ненависть сплачивала их. Жестокость была тем более обыденной, а презрение - тем более агрессивным, что отношения вражды были, по большому счету, безвозвратно интериоризированы. Действительно, взаимные отношения инструментализации между доминирующим и доминируемым были таковы, что четко различить внутреннего врага и внешнего было практически невозможно. Вдобавок ко всему, расизм был одновременно и движущей силой такого общества, и его принципом разрушения. И поскольку "я" едва ли существовало без Другого - а Другой был всего лишь другим. Я, в том числе в фигуре отрицания - убийство Другого больше не отделялось от убийства самого себя.
Расизм, по мнению Фанона, почти никогда не бывает случайным. Любой расизм - и особенно антинегритянский расизм - имеет определенную структуру. Эта структура служит тому, что он называет гигантской работой по экономическому и биологическому порабощению. Иными словами, расизм следует анализировать одновременно в связи с биоэкономикой и экобиологией. С одной стороны, расистский акт состоит в произвольном и изначальном провозглашении превосходства - превосходства, призванного установить превосходство группы, класса или вида людей над другими. С другой стороны, природа расизма заключается в том, чтобы всегда пытаться избежать склероза. Чтобы сохранить свою вирулентность и эффективность, он каждый раз должен обновляться, менять свою физиономию, метамор-фозироваться.
Фанон различал, в частности, два типа расизма. Во-первых, это расизм без прикрас, вульгарный, примитивный и упрощенный, который, по его мнению, соответствует "периоду жестокой эксплуатации рук и ног человека"."Этот расизм относился к тем временам, когда сравнивали черепа, когда пытались определить количество и конфигурацию борозд энцефалона, постичь логику эмоциональной лабильности негра, определить подкорковые интеграции араба, установить родовую вину еврея, измерить позвонки и определить микроскопические аспекты эпидермиса. При всей своей вульгарности эта форма расизма стремилась быть рациональной и даже научной. Он стремился черпать свой авторитет в науке, особенно в биологии и психологии.
Во-вторых, существует разгул расизма, который Фанон называет культурным. Культурный расизм, по сути, является результатом мутации вульгарного расизма. Он не опирался на уравнения морфологического порядка. Он атаковал конкретные формы существования, которые колониализм, в частности, затем стремился ликвидировать. Не уничтожая их, он пытался либо девальвировать их, либо превратить в экзотические объекты. Наиболее подверженными такой коварной работе были одежда, язык, технологии, способы есть, сидеть, отдыхать, развлекаться, смеяться и, прежде всего, отношения к сексуальности.
Помимо этих двух форм расизма, связанных биоэкономикой, Фанон не переставал настаивать на природе повреждений, наносимых расизмом. По его словам, "расизм раздувает и уродует лицо культуры, которая его практикует". В еще более решительной форме он утверждал, что расизм участвует в элементарной форме невроза. В нем всегда присутствовал элемент страстной вовлеченности, как это бывает при некоторых психозах. Он был в союзе с бредом, в частности, страстного порядка. К этой тройной невротической, психотической и бредовой структуре он добавил измерение, которое критика оставила относительно неисследованным: расизм был для субъекта способом перенести на Другого интимный стыд, который он испытывал по отношению к самому себе, переложить его на козла отпущения.
Фанон назвал этот механизм проекции транзитивизмом. Под транзитивизмом он понимал не то, как культура отрицает или дезавуирует свои низменные элементы и движущие силы, а механизм, с помощью которого она приписывает им злой гений (негр, еврей, араб), который она создала для себя и который она вызывает в моменты паники или жестокости.
Благодаря этому злому духу культура создает себе внутреннего врага и посредством социального невроза подрывает себя и разрушает изнутри те ценности, на которые она, как утверждает, в противном случае опирается. В противовес примитивному и грубому поверхностному расизму существует другая, более коварная форма расизма, смысл которой заключается в том, чтобы навсегда снять с себя всю вину. Если это так, то, по мнению Фанона, потому, что каждое расистское выражение всегда, где-то, преследуется дурной совестью, которую оно стремится заглушить. Это одна из причин, по которой он утверждает, что в целом расист скрывает себя или пытается симулировать себя.
Не исключено, что эта склонность к сокрытию и диссимуляции связана с фундаментальным аспектом отношений, которые расистский аффект поддерживает с сексуальностью в целом. Ведь, говорит Фанон, расистское общество - это общество, которое обеспокоено вопросом утраты своего сексуального потенциала. Это также общество, в котором живет "иррациональная ностальгия по необыкновенным временам сексуальной разнузданности, оргиастических сцен, безнаказанных изнасилований, неподавленных инцестов". Оргии, изнасилования и инцесты выполняют не совсем одинаковые функции в конституировании расистских фантазий. Тем не менее, Фанон утверждает, что их объединяет то, что они отвечают жизненному инстинкту. У этого жизненного инстинкта есть двойник, а именно страх перед негром, чья предполагаемая генитальная потенция, не сдерживаемая моралью и запретами, представляет собой реальную био- логическую опасность.
Переходим к формам страданий, которые порождает расизм: Каким мучениям подвергаются те, на кого направлены вышеупомянутые различные формы расизма? Как мы можем охарактеризовать нанесенные им раны, порезы, которыми они покрыты, травмы, которым они подвергаются, и в какое безумие они впадают? Отвечая на эти вопросы, мы должны внимательно изучить, как работает расизм и как он формирует субъекта, подвергающегося его ярости изнутри.
Во-первых, расифицированный субъект - это продукт желания внешней силы, которую он не выбирал, но которая парадоксальным образом инициирует и поддерживает его бытие. Очень большая часть страданий, описанных Фаноном, связана с приемом, который субъект резервирует для этой внешней силы и который, таким образом, превращается в конституирующий момент его инаугурации. Это конституирование субъекта в желании подчинения является одной из специфических, интернализованных модальностей расового господства. И снова мы должны серьезно отнестись к тому, что рассматривает Фанон: к процессу, в ходе которого колониальный субъект обращается против самого себя и освобождается от условий своего возникновения в подчинении и посредством подчинения. Психическая жизнь сильно вовлечена в этот процесс освобождения, который, по Фанону, естественно вытекает из абсолютной практики порока и отрыва от самого себя - если потребуется, то путем восстания.
Во-вторых, быть сведенным к состоянию субъекта расы - значит сразу же оказаться