В тот день?

Я вздохнула:

– Спроси что полегче, а? Например, сколько ангелов поместится на острие иглы.

– Эх вы, эскулапы… Гонора много, а как до дела дошло – так и ничего не знаете.

Я пожала плечами:

– Если ты знаешь хоть одну материальную причину смерти, не способную оставить материальных следов, – поделись.

– Слушай, а может, это гены?

– А точнее?

– Ну знаешь, все говорят про генетический мусор… типа, вы, врачи, делаете так, что те, кто раньше бы умер, не оставив потомства, сейчас размножаются. И вот это все копится, копится…

– Генетический груз?

– Ну да. Накопилась критическая масса и потом разом – бах!

– От наследственных заболеваний в один миг не умирают.

– Ну вот смотри… На концах хромосом есть эти, как их… изомеры…

– Теломеры.

– Ну да. И при каждом делении часть их отстригается… а старость наступает, когда эти самые… теломеры становятся слишком короткие и клетки перестают делиться…

– Теорий старения не меньше полудюжины. Как говорил наш препод по общей биологии: если теорий много, значит, никто на самом деле не понимает, что к чему. Теломеры – только одна версия.

– Погоди, не умничай. Может быть что-то такое же, а? Какая-то штука в хромосомах, которая фиксирует количество дефектных генов, и когда накапливается критическая масса – хоп, и все?

Я честно поразмышляла несколько минут.

– Не пойдет. Черт с ними, с теломерами: как ты представляешь себе механизм, который синхронизирует все эти смерти? Одномоментно по всему земному шару.

– А чего бы нет? Я где-то читал, генетически все человечество сводится к четырем линиям – значит, и количество дефектов у всех примерно одинаково.

– Костя, это же не выключатель…

– Ну, биополе какое-нибудь?

– Ты еще торсионные поля вспомни. Заканчивай читать научпоп… – Я помолчала, размышляя. Все равно другие идеи иссякли. – Хорошо, твою генетическую теорию проверить довольно просто: смотрим конкордантность[20] у моно- и дизиготных близнецов…

– Маша, не матерись в приличном обществе. Я тоже могу вспомнить какую-нибудь адъюдикацию[21] и удивиться, что ты простых вещей не знаешь.

Уел, зараза.

– Сравниваем, сколько умерших среди однояйцевых и двуяйцевых близнецов. Если проблема в генах – однояйцевые помрут оба, процентах этак в девяноста девяти. Хочешь – подниму документы, посмотрю.

– Ладно, я позвоню, как время будет… Приехали.

На трупе оказалось тридцать пять ножевых ран. Жена покойного, маленькая женщина, тихонько сидела на табуретке в углу. Да, двадцать лет вместе прожили. Да, бил… Любила очень. А в этот раз схватил за волосы и потащил к газовой плите… лицом в огонь. Увидела кухонный нож… дальше ничего не помнит.

– Психиатрическую вызывать? – вполголоса поинтересовался следователь.

Я кивнула. Врет, что не помнит, или в самом деле аффект – пусть профи разбираются. Нам и без того дел хватит.

Когда я наконец добралась до бюро, ложиться спать не было смысла – в который уже раз. Интересно, сколько еще удастся держаться исключительно на силе воли, прежде чем физиология все же даст о себе знать. И как именно взбунтуется тушка? Ладно, если просто свалится с температурой или выдаст несколько суток мигрени, а ведь могут быть варианты и похлеще… Хорошо, завтра посплю. Хотя бы три часа. А сегодня и правда ложиться незачем – пойду проверю теорию Кости, что ли. Благо, фамилия-имя-отчество и даты рождения покойных забиваются в компьютер еще при регистрации привезенного трупа. Так что тут несложно: задать фильтр, вычленяющий покойных с одинаковой фамилией-отчеством-датой рождения, и посмотреть, что получится. Правда, там монозигот от дизигот не отличишь, но пока работаем с грубыми прикидками: если среди «скоропостижных» близнецов больше, чем в целом в популяции, тогда придется думать, как выделить монозигот.

Компьютер мерно пережевывал информацию. Медленный, зараза: шеф обещал заменить, да не успел: сперва начался бардак, и стало не до компьютера, а потом и сам шеф умер. Как же его не хватает! Вадим, может, и станет со временем хорошим руководителем, но пока не то, совсем не то.

– Марья, рабочий день начался.

Легок на помине. Сейчас. Ну давай, тупица, рожай уже!

– Марья!

– Все! – Я саданула кулаком по столу. С одной стороны – оно и к лучшему: от веры в «генетическую бомбу», выкосившую пятую часть Земли, недалеко и до того, чтобы поверить в биополя и прочую кармическую чушь. С другой – даже самое идиотское объяснение – все же объяснение, а мне до смерти надоело изображать слепого щенка в поисках материнской сиськи.

Значит, гены тут ни при чем. Ну и черт с ними.

Потом пролетели несколько дней, совершенно неотличимых друг от друга. Разве что народа в пикете становилось все больше, появились палатки, а каждого входящего и выходящего сотрудника провожали бранью. Мы старались не ходить по одному, но утром не подгадаешь. Тем, кто приезжал на своих машинах, было попроще, а я каждый раз крепче сжимала сумочку, где лежал невесть какими путями добытый Ивом пистолет. Изящная дамская штучка помещалась на моей ладони, и само сознание того, что есть, чем защититься, успокаивало.

Труповозки по-прежнему подъезжали с завидной регулярностью, доставляя вперемешку и новых, и старых покойников. О том, каково людям почти неделю держать в квартире мертвеца, которого невозможно похоронить, я старалась не думать. Так же, как старалась не думать об Ане. Михалыч сказал, что тело в холодильнике. Ни телефонов, ни каких-то еще координат Аниных родственников или сослуживцев у меня не было, а заниматься погребением самостоятельно не хватало сил. Да и возможностей у Вадима имелось куда меньше, чем у шефа, – не заматерел еще, связями не оброс и способностью правильно надавить на нужного человека пока не обзавелся. Научится со временем, но когда оно – то время – настанет? Хоть самой гроб сколачивай. Вообще ребята обещали помочь, но пока у них тоже не хватало ни сил, ни времени, потому что даже те, кто не оставался на ночь работать, уходили из бюро часов в десять и к восьми снова вставали к столу. Толку от этого, правда, было немного: тел становилось все больше и больше, а пикетчики – все агрессивнее. Лозунги звучали уже не только когда кто-то из сотрудников бюро появлялся в поле зрения, а весь день непрерывно. Почему-то козлами отпущения стали мы. Впрочем, коль несколько лет подряд в обществе намеренно культивируют отношение «врачи-убийцы», кто еще попадет под раздачу в экстраординарной ситуации?

Напряжение копилось в воздухе, и только чудо могло отменить взрыв. Но чуда не случилось.

Когда в окно прилетел камень, Вадим, как и просил когда-то Олег, вызвал полицию. Может быть, и не стоило этого делать: камень