голое тело, выбрался из ванной, его багаж уже был доставлен и разобран. Его последнее приобретение – тайская горничная, которую он пару раз от скуки уложил в постель, пробормотала что-то непонятное и выпорхнула прочь. Олег проводил ее равнодушным взглядом. Позвать, что ли, ночью? В сексе она, кстати, вопреки всеобщей рекламе тайских жриц любви, была так себе. Остановившись у кровати, Олег уставился на стол, где лежала Машина сумка, по непонятной причине не убранная в шкаф. Как завороженный, Олег двинулся к ней и взял, словно последний привет от покойницы.

Внутри, конечно, ничего не изменилось. Кошелек, косметичка, расческа, заколки, разряженный телефон. Повинуясь минутной слабости, Олег воткнул телефон в зарядное устройство, выждал пару минут и включил, выслушав какофонию сообщений от знакомых и родни. Кажется, родители наконец забеспокоились. В списке пропущенных вызовов было двенадцать от матери, три от отца и штук двадцать голосовых сообщений от них же. Олег не стал их слушать и читать. Успеется. Пролистав справочник, Олег наткнулся на новое имя: Маргарита. В мессенджерах высветился темный профиль женщины с тюрбаном на голове, на фоне закатного неба. Вздохнув, Олег написал мертвой подруге жены короткое слово: «Привет».

* * *

Маша открыла глаза, охнула и сразу закрыла, поскольку комната угрожающе завертелась, а потолок покачнулся и ринулся прямо на нее. Под темечком проворачивался свободно плавающий в вакууме мозг, а во рту было сухо и пакостно, как в загаженном кошками подъезде. Она облизала пересохшие губы и слабо простонала, почувствовав, как звук ударил в черепе набатом, раскатился миллиардом стеклянных шариков. Надо же было так напиться! Нет, вчерашний вечер был вполне приятен, ровно до момента, который Маша могла вспомнить. В компании незнакомцев она почему-то быстро расслабилась, что было, наверное, непростительно, но ей так хотелось хоть на сутки почувствовать себя нормальным человеком, что она сознательно отпустила вожжи. И, кажется, вовсе их выронила, поскольку ее понесло, как ретивую кобылу, в какие-то залихватские дебри, сквозь бурелом и овраги. Маша почувствовала, что все тело болит, как будто она попала в мясорубку. В глубине подсознания мелькнуло мутное воспоминание: высокий тополь, привязанная к ветке перекладина и прыжок в воду, а потом удар и смех. Кажется, вчера ей было очень весело…

Она открыла глаза и поморщилась от света. Квартира Маргариты с пьяного похмелья была омерзительно светлой. Похлопав ресницами, Маша вытянула руки и охнула, увидев сеть царапин и внушительный синяк. Значит, прыжок ей не приснился. Она сладко потянулась, а потом застыла.

Из другой комнаты, кухни-гостиной, доносились возня, шипение и ароматный запах яичницы, словно там готовил завтрак для Семена Семеновича Горбункова лейтенант милиции, оберегающий закатанные в гипс сокровища. Маша вспомнила о сокровищах, что беспечно валялись под ванной, и ей стало плохо от мысли, что их нашли. А затем она подумала о том, что лежит в кровати, при этом не помня, как оказалась дома, а кто-то посторонний хозяйничает в ее холодильнике. Резко подняв одеяло, Маша со стыдом обнаружила, что трусы на ней, а вот лифчика нет, и еще неизвестно, как закончилась вчерашняя ночь.

Балахонистое платье Риты свисало с двери аккуратными складками. Маша встала, молясь, чтобы кровать не скрипнула, сдернула платье, оделась и на цыпочках вышла наружу, бесстрастно ожидая увидеть на кухне кого угодно, включая даже Олега, который никак не мог там оказаться, но надо было приготовиться к худшему, а еще лучше – приготовить пути отхода. Входная дверь была закрыта, но вот заперта ли – неизвестно, ключей поблизости не оказалось. Она подумала, что в случае чего успела бы отомкнуть щеколду, выбежать, пусть даже босиком, и позвать на помощь, но ее остановила мысль, что злодей не стал бы готовить завтрак. И потому Маша осторожно заглянула на кухню. Там, в одних плавках, у плиты возился Алексей, брат соседки Лизы, поворачивая яичницу вилкой. Его движения были неуклюжими, но яичница весело скворчала и брызгала жиром. Маша вдруг почувствовала волчий голод, и ее замутило. Услышав шорох, Леха обернулся и начал улыбаться, глупо, по-детски, напомнив Маше очень большого щенка.

– С добрым утром, – весело сказал он. – А я тут яишенку сгоношил, пока ты дрыхла, ты не против, надеюсь? Как самочувствие?

– Доброе, – прохрипела Маша и закашлялась. – Ты как тут оказался?

– Здрасте… А кто, по-твоему, тебя домой приволок? Ты ж упилась в дрова. Это хорошо еще, что мы тебя отговорили на тот берег плыть… Хотя речка так обмелела, что получилось бы вброд, но дно илистое, ты б увязла, вытаскивай потом… Может, пивка, а? Поправиться?

Маша подумала о пиве, позеленела и, зажав рот, метнулась в ванную. Леха проводил ее понимающим взглядом.

В ванной, устало отрыгивая, Маша спустила воду, бегло взглянула на пластиковый экран, оставшийся на прежнем место, затем торопливо легла на пол и заглянула в узкую щель, убедившись, что два черных мешка лежат, где и раньше. Шатаясь, она забралась в ванну, скинула платье, белье и встала под душ, чувствуя, как под прохладными струями отступает дурнота.

Через четверть часа она вышла к Лехе, который как мог сервировал легкий икеевский столик из прессованной бумаги и сидел на диване с умильным видом, уже одетый в джинсы и сомнительной чистоты майку с логотипом прыгающей кошки.

– А что вчера было? – слабо спросила Маша. – Я как-то слабо помню.

– Ну, ясен пень, тут помню, тут не помню, тут рыбу заворачивали…

– Какую рыбу?

– А, не парься, старый прикол… ты вчера с тарзанки прыгала, ну и слегонца не вписалась, плюхнулась на мелководье, но там, в принципе, неглубоко, мы же планировали просто покачаться, чего тебя прыгать-то понесло… Марго, по ходу, пить – это вообще не твое?

– Как ты меня назвал? – спросила Маша. Алексей похлопал бесцветными ресницами и дернул головой, как удивленный попугай.

– Марго. Ну, от Маргариты. А что? Лизка сказала, что тебя так зовут, и ты вроде…

– Я просто не люблю, когда меня зовут Марго, – пояснила Маша, чувствуя, что краснеет. – Это очень претенциозно, знаешь, сразу в голове какая-то буфетчица с красными ногтями и килограммовыми сережками в голове появляется.

– Ладно, – покладисто кивнул Леха. – А как тебя звать? Рита?

Маша кивнула, поборов соблазн сказать собственное имя, чтобы не путаться, но она и без того сделала слишком много глупостей за один день. Леха, от которого, кстати, несло перегаром, как от винно-водочного ларька, залил яйца кетчупом и стал жадно есть, жмурясь от удовольствия.

– Ты чем занимаешься? – спросил он. – Вчера я так и не понял.

– Особо ничем. В поиске, – уклончиво ответила Маша, подумав, что он слишком любопытен и от