Аарон фыркает и качает головой.

— Ты правда настолько упряма, не так ли?

— Упрямая — да.

Он смотрит на меня, и я смотрю в ответ. Если сейчас отвернусь, то проиграю эту битву, но если… настою на своем, я действительно могу как-то повлиять на него.

— Отлично, — говорит он после того, как я, кажется, целую вечность смотрю в его решительные глаза. — Это действительно не твое дело, но, если это поможет тебе сосредоточиться на том, что важно, я скажу тебе, почему Марджи считает меня невиновным.

— Неужели? — Не уверена, что правильно его расслышала.

— Да. — Он проводит рукой по лицу. Затем останавливается на подбородке, и Аарон склоняет голову, изучая меня сквозь челку. — При одном условии.

— Хорошо, — говорю, пока он не передумал и не взял свои слова обратно.

— Завтра ты должна мне кое в чем помочь. Без вопросов.

— Окей. — Я подавляю улыбку, которая грозит приподнять уголки моего рта. Не могу поверить, что на самом деле выиграла битву гляделок. Я никогда не выигрывала в таких вещах. Бесспорным титулом в нашей семье обладает Макс.

— Чем могу помочь?

— Расскажу завтра. — Он проводит пальцами по волосам и смотрит в окно. Я жду, что он начнет говорить, но, когда проходит целая минута и парень замолкает, толкаю его локтем.

— Аарон, ты скажешь мне, почему Миссис Лутц считает тебя невиновным?

— Да. — Аарон массирует свой висок. — Она не видела, как я это сделал. Она думает, что кто-то другой сделал это до того, как мы пришли туда той ночью, но… — он сглатывает. — Она ошибается. — Аарон выпрямляется и поворачивается ко мне. Его бедро врезается в рычаг переключения передач, достаточно сильно, чтобы погрузиться в его плоть, но он, кажется, не замечает этого. — А теперь давай оставим эту тему и сосредоточимся на Джоне и той работе, которую нам предстоит сделать. Пожалуйста.

— А кто, по ее мнению, убил их? — спрашиваю я, и Аарон вздыхает.

— Я только согласился рассказать тебе, почему она считает меня невиновным. Вот и все.

— Но ты мне ничего толком не сказал, — говорю я.

— Тема закрыта. У нас есть работа, и уже поздно. — Его глаза впились в меня, и я почти вижу, как за ними захлопывается дверь. Если бы я не чувствовала в его словах тяжесть и то, что он уже сказал, я бы испытывала чувство обманутости, потому что он закрыл тему.

— Ты нервничаешь? — говорит он. Это очевидная смена темы, но я подыграю. На этот раз позволю ему выиграть эту битву.

— Немного, — отвечаю, пожимая плечами. Мне хочется сказать: «Черт возьми, да, я нервничаю. Ты что, издеваешься?» Но не хочу терять доверие Аарона.

— Хорошо. Ты должна нервничать, но не слишком. — Он подмигивает и похлопывает меня по колену. Мне не стоить держать маску бесстрашного война, как мне кажется, потому что он продолжает:

— Все будет хорошо, Либби. Уверен, ты справишься.

— Да, разумеется. — Я сглатываю, и — по ощущениям это как ведро с песком — дарю ему свою самую смелую улыбку.

— Есть пару моментов, которые нам нужно обсудить, прежде чем войдем. Ну, знаешь, правила и все такое, — говорит он. — Во-первых, есть несколько сил, которые не могут быть использованы без реальной души для практик, так что некоторые из этих вещей будут совершенно новыми для тебя. И так как это твой первый раз, я не позволю пробовать что-либо, даже то, что мы практиковали сегодня — пока я не коснусь тебя и не проведу через это, шаг за шагом. Во-вторых, когда прикоснусь к тебе, Джон не сможет услышать разговор между нами. Он будет слышать только то, что говорят исключительно ему. Таким образом, я могу наставлять тебя так, чтобы он не услышал. Просто помни, если ты хочешь сказать что-то, чего не хочет слышать Джон, ты должна прикоснуться ко мне. Ладно?

— Поняла.

Тупая, тянущая головная боль внезапно сменяется от раздражающей к сокрушительной, менее чем за десять секунд, и я закрываю глаза, массируя виски.

— Кажется, у нас мало времени, Аарон, — говорю с закрытыми глазами. — Нам нужно поторопится. — Я распахиваю дверь, выпрыгиваю и смотрю в окно на Аарона. Он продолжает сидеть в машине. — Чего ты ждешь? Пойдем.

***

Я наступаю на коврик с торшером перед дверью квартиры Джона, и он издает вопль ужаса.

Немного рановато для Хэллоуина, не так ли? Или, наверное, мистер Хилкрест слишком поздно уносит коврик обратно. Кто знает?

— Джон не готов уйти, как Рози, — шепчет Аарон. — Так что не думаю, что он успокоится, когда увидит нас, независимо от того, на кого похожи.

— Откуда ты знаешь, что он не готов? Я думала, мы не умеем читать мысли?

— Технически. Но примерно за час до их смерти мы получаем ощущение их эмоционального состояния, если не позволяем нашим собственным эмоциям встать на пути. Благодаря этому мы лучше можем понять, с чем мы имеем дело. О, и, если думают что-то, смотря на нас, мы можем услышать это, словно они говорят вслух.

— О, — говорю я. Это объясняет, почему я услышала голос Рози в своей голове в ту первую ночь. — Ты научишь меня этому трюку? Как почувствовать эмоции?

— Да, конечно. Но всего понемногу. — Он хватает меня за руку и держит обеими руками. — Во-первых, мы должны стать невидимыми для Джона. Если он увидит нас сейчас, то запаникует. Мы же не хотим этого, правда?

Аарон рассказывает, как стать невидимым для почти мертвых, и когда он держит меня за руку, я могу это сделать. Это намного легче, чем было сегодня утром, и поэтому прохожу через дверь. Я даже не колеблюсь, когда мы вместе входим в закрытую дверь квартиры. И не встречаю никакого сопротивления, словно иду сквозь прохладную завесу дыма.

Вонь пролитого пива и несвежих сигарет одурманивает с другой стороны. Аарон ведет меня по узкому коридору, и мы проходим мимо крошечной кухоньки с грязной посудой, сложенной на каждой кухонном столике. Один взгляд на захламленную гостиную — груды грязного белья, старые газеты, всевозможные праздничные украшения и пустые коробки из-под еды — и могу предположить, что Джон не пытался получить фору на Хэллоуин в этом году со своим ковриком. Этот ковер, вероятно, пролежал там в течение многих лет.

Мистер Хилкрест сидит в центре беспорядка, раскачиваясь взад и вперед на той же розовой кушетке, которую я видела в своем видении на циферблате. Та же рука сжимает его грудь, и та же гримаса искажает его лицо. Свет его души почти так же тускл, как и мой, когда не разделяю