— В любом случае фокус расследования смещается с Хельсинки в сторону Центральной Финляндии, — говорит Ян, потирая брови костяшками пальцев правой руки. — После второго убийства Мертанен тут же связался со мной, и мы согласовали отъезд. Зак остается здесь, мы с Хейди уезжаем, — сообщает он, тем самым подводя итог собранию.

Он еще успеет урвать немного личного времени, прежде чем отправится в долгую и изнурительную командировку.

— Ты как? — начинает Кай.

Ян не отвечает. Он молча завязывает шнурки на кроссовках. Жесткий цейтнот заставил Яна ходить в спортзал для персонала.

— Сам же понимаешь, что горе нельзя копить в себе. Нужно выплеснуть его, ну или как-то осмыслить.

— Мгм, — выдавливает из себя Ян, начиная увлеченно копаться в спортивной сумке, лишь бы не встречаться взглядом с Каем. Они молча выполняют стандартный комплекс упражнений. Сегодня день спины. И в планах Яна нет задушевных разговоров — он просто хочет потренироваться.

Они с Каем познакомились в юности, еще когда оба жили в районе Катаянокка. После армии Ян погрузился в юриспруденцию, а Кай — в психиатрию. Несколько лет назад Ян расследовал крайне запутанную серию убийств, и, к счастью, ему хватило ума попросить помощи у Кая, открывшего тогда свою частную практику. По каким-то мелочам тот сумел составить настолько точный профиль преступника, что команда Яна сильно продвинулась в расследовании. И вот теперь, спустя несколько лет, Кай уже в штате ЦКП. Ян кладет штангу на подставку и рукавом футболки убирает первые капли пота, говорящие о том, что в его теле еще живет тепло. Ян и Кай сегодня в спортзале одни.

Ян уже рассказал о новых деталях дела. Убийств теперь два. Два трупа мужчин у Королевских ворот. Один в Хельсинки, другой в Хартоле. Клейма на коже. И все сделано нарочито, продуманно — не придерешься. Ян говорит и одновременно страхует Кая, пока тот выполняет жим лежа.

— Ну? — спрашивает Ян, когда раскрасневшийся от напряжения Кай уже сидит на скамье.

— Уверен, что хочешь поговорить только о работе? — спрашивает Кай, обеспокоенно глядя на Яна. — Сомневаюсь, что могу сказать тебе что-то новое. Это унизительное клеймо можно было бы интерпретировать как знак публичного осуждения. Судя по тому, что ты мне рассказал, я бы предположил, что субъект хочет обнародовать какие-то поступки жертв — возможно, ошибки прошлого. Если речь идет о мести, субъект однозначно нашел четкое моральное оправдание своим действиям и мнит себя представителем правосудия, призывает жертв к ответу за грехи. Но ведь пока неизвестно, на что конкретно намекает субъект? — уточняет Кай у Яна, и тот сокрушенно качает головой.

— Неизвестно. Разве что корона может указывать на Хартолу, где нашли второе тело.

— Иными словами, мы ищем затаившего злобу человека, у которого есть время и хорошо работающие мозги для того, чтобы не только создавать продуманный план убийств, но и поэтапно его реализовывать, причем почти бесследно. Поскольку он выделяет свои убийства клеймами и оставляет тела жертв в людных местах, я бы поспорил на то, что сам субъект всегда где-то неподалеку: наблюдает за развитием событий. По крайней мере, он в курсе того, чем именно вы занимаетесь и куда направляетесь. Это спектакль, сценарий и постановка которого пока, увы, целиком в его руках. Он стремится проконтролировать каждую мелочь. Даже сейчас он порционно, буквально с ложечки, выдает вам информацию, я прав?

Ян кивает.

— Королевские ворота могут указывать на то, что жертва была королем. Не буквально, конечно. Просто как намек на преимущество, превосходство, высокомерие или средоточие власти в руках жертвы. Возможно, раньше субъект был не в состоянии повлиять на ход вещей, вот сейчас и отрывается. Но теперь он разыгрывает свой давний замысел как по нотам, не гнушаясь никаких крайностей. Он стремится подчинить этих людей себе любыми способами. Могу поспорить, что жертвы не ожидали этой мести. Личность субъекта для них, вероятнее всего, большой сюрприз, если в прошлом имела место противоположная расстановка сил, — говорит Кай. Ян задумчиво выслушивает его, стараясь запомнить каждое слово.

— Женщина или мужчина? — под конец спрашивает Ян, хотя и сам понимает, что на этот вопрос пока невозможно ответить. Слишком мало данных на руках.

— Если учитывать то, что субъект когда-то мог сам находиться в подчинении у королей, а подчинение бывает разным, то женщин никак нельзя сбрасывать со счетов, — размышляет Кай. — Но ты же понимаешь, что это просто наметки. Для полноценного профиля требуется куда больше информации, — говорит он.

— Понимаю, конечно, — отвечает Ян и идет к умывальнику в дальней части зала. Женщина. Эта мысль неоднократно посещала и самого Яна. Неужели за клеймеными трупами стоит не мужчина, а разгневанная женщина?

Тренировка продолжается, и какое-то время в зале слышны лишь вздохи, пыхтение и лязг железа. Потом Кай нарушает молчание:

— Насчет предложения Вееры. Ты уже послал сообщение? — спрашивает он, глядя на Яна.

Ян отрицательно качает головой, руша планы и надежды друзей. Хотя по лицу Кая заметно, что тому дома поставили жесткий ультиматум и сказали без ответа не возвращаться. Никому Ян сообщений не писал, потому что кругом и так творится какой-то ад.

— Чего ты боишься? — спрашивает Кай. Теперь он страхует Яна на жиме лежа.

Ян устраивает штангу на перекладине и садится на скамью. В руках стучит пульс, сердце барабанит как сумасшедшее. Хронический недосып начал брать свое: прежние нагрузки кажутся чрезмерными.

— Вот же баран упертый, — продолжает Кай под аккомпанемент молчания Яна.

А Ян думает о Веере, жене Кая, светленькой и шустрой учительнице младших классов. Яну такие никогда не нравились. И это ей-то, Веере, лучше знать, кто Яну пара, а кто нет?

— Понимаю, ты сейчас наверняка думаешь, мол, да кто эта Веера такая, чтобы знать, в ком я нуждаюсь, — смеется Кай. — Но сам-то ты тоже понятия не имеешь, так что, по большому счету, разницы нет. Если хочешь услышать заключение своего спортзального психолога, то я так скажу: ты боишься снова разочароваться. Боишься, что все опять выйдет из-под контроля. На погоню за убийцами и психопатами тебе, значит, смелости хватает, а на то, чтобы дать волю чувствам, — нет, — смеется Кай и дает Яну подзатыльник.

Ян трясет потной головой.

— Хотя бы ради меня обдумай все это, — говорит Кай, не ожидая от друга никакой реакции. — Никто тебя под венец не тащит. Ты волен делать что угодно, но в итоге не делаешь вообще ничего, ты еще хуже подкаблучника.

Ян не знает, как остроумно на это ответить, поэтому искренне радуется, когда Кай исчезает из поля зрения. Однако из зала тот не уходит: стоит в дверном проеме, потрясывая бутылкой с водой.

— Не хочешь, кстати, заглянуть к нам вечерком? Никаких сюрпризов, обещаю.

Ян думает, как бы повежливее отказаться. Положа руку на сердце, он предпочел бы просто пойти домой, где можно спокойно уговорить пару банок пива, поесть и в целом перезагрузиться. Может, посмотреть что-нибудь на «Нетфликсе» и заснуть прямо на диване с нечищеными зубами. Политая соусом для спагетти семейная суматоха Кая и Вееры с саундтреком из детского смеха — это, конечно, прекрасно. В малых дозах. Но нельзя не отметить, что предложить грустному другу свою компанию — жест благородный, даже красивый.