Им бы, конечно, пока помолчать о своих выводах и теории трех-четырех королей. Но руководству и прессе подавай впечатляющие отчеты об эффективном расследовании, о том, как агрессивно они выводят субъекта на чистую воду, а не о том, как субъект до сих пор заигрывает с полицией. Ян то и дело поглядывает на экран мобильного — пока тихо. Он вздыхает и пытается понять, насколько голоден. День обещает быть длинным. Ян заказывает всем пиццу.

«Маргариту» и «Путанеску» уничтожают за считаные минуты. Зак свирепо сминает пустые картонные коробки от пиццы, чтобы убрать подальше. Голод ушел, но проблема осталась. Что стоит за этими убийствами?

— Необходимо получить как можно больше сведений о жертвах. Эскола — хартолец, и у него есть жена и взрослая дочь. С женой мы уже встретились, дочь пока ищем, — говорит Зак. — У Сундина близких нет. Профили на «Фейсбуке» мы просмотрели. В смысле, у Эсколы своей странички нет, а профиль Ларса богат разве что грязными переписками с девушками. Но вы когда-нибудь задумывались о том, что объединяет жителей Хельсинки? — спрашивает Зак. Хейди и Ян сидят в полной тишине. Ответа нет.

— Да то, что они все из себя такие столичные, но на деле, как правило, приезжие, — улыбаясь, отвечает Зак на свой вопрос. Его родина — Керава[48], однако всем он известен как житель Хельсинки.

— Ларс Сундин родился в Ювяскюля. Матти Эскола — в Йоутса. Между Ювяскюля и Йоутса примерно 70 километров.

— Ты хочешь сказать, что Сундин и Эскола могли быть друзьями детства или ходить в одну и ту же школу? — уточняет Ян. Зак согласно кивает.

Он начинает сравнивать жизни обеих жертв в надежде отыскать точки соприкосновения.

— Есть! — выкрикивает Зак. — Старшая школа Ювяскюля. Они учились в одном месте, просто в разное время. Эскола на четыре года старше Сундина и учился там с 1970 по 1973 год, а Сундин — с 1974-го по 1977-й.

Яна и Хейди эта информация заинтриговала.

— Пока неизвестно, были ли они знакомы, но их тела нашли в местах, которые между собой однозначно связаны. Хейди гуглит карту Центральной Финляндии и городка, где обнаружили второе тело. Тяжелую, звенящую тишину неожиданно нарушает приглушенная женская отрыжка, и Зак не может сдержать смешок.

— Понастроили королевских ворот… — бубнит Хейди, просматривая информацию о Хартоле на экране. — Ого, чтоб меня, — резко выдает она. — Мало того, что La Kar de Mumma находится на территории Королевских ворот, так тут еще написано, что Хартола сама себя провозгласила королевской общиной.

5 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА, ХАРТОЛА

Черная траурница осторожно садится на Саанину ногу, пока сама Саана пьет кофе, сидя на деревянных ступеньках дома и просматривая старые журналы по интерьеру. В полнейшей задумчивости она пристраивает щеку на коленку и замечает, что бордовый лак на ногтях ног некрасиво облупился. Хорошо, что здесь не нужно волноваться о таких мелочах. Солнце нежно пригревает, а бабочка, похоже, окончательно решила обосноваться на большом пальце ноги. Может, человеческий пот богат какими-нибудь полезными для бабочек веществами?

Дверь амбара открывается — и в проеме появляется тетя, несущая охапку сухих банных веников.

— Красота. Разложим их по сауне для аромата. — Инкери бросает трухлявые веники в тачку и тут замечает траурницу у Сааны на пальце. — Почуяла беду — и тут как тут. Траурница, — задумчиво произносит она, щурясь на ярком свете.

— Ты о чем? — спрашивает Саана, лениво поднимая голову.

— Да тут местный банкир умер. Ни с того ни с сего, — отвечает тетя, направляясь к облюбованным Сааной ступенькам.

Саана пытается невесомо прикоснуться к бабочке, однако та, будто телепатически перехватив эту идею, тут же возмущенно бьет крылышками и улетает по своим делам, прямиком к опьяняюще ароматному кустику жасмина.

— Что с ним случилось? — спрашивает Саана и складывает ладонь козырьком, чтобы спокойно посмотреть на тетю.

— Это даже не просто абстрактный «он», это Матти Эскола, которого тут все уважают, — сообщает тетя, неуверенно ступая по двору, словно прикидывая, чем еще тут можно было бы заняться. — Умер на днях при каких-то загадочных обстоятельствах. Удивил так удивил.

— Можно подробнее? — спрашивает Саана.

— Кто-то сказал, что его труп нашли в машине, — отвечает тетя.

Саана смотрит на траурницу, порхающую в небе. Своими крылышками та выписывает в воздухе невероятные узоры, летает то там, то тут — никак не может успокоиться.

Наконец тетя садится на ступеньки прямо перед Сааной и пучком вырванных сорняков начинает очищать от налипшей земли свои садовые сапожки.

— Поговаривают, что за дело взялась полиция, — заговорщицки сообщает тетя. — Если слухи верны, то тут, конечно, не от приступа смерть, а нечто иное. Такое, что понадобилось расследование, — говорит она и встает. — Убийство, например.

Тетя натягивает рабочие перчатки в цветочек и берет ведро, куда она обычно бросает сорняки. Саана провожает ее взглядом и тянется к овощной грядке — отщипнуть одно цветущее перышко шнитт-лука.

— Кто вообще сказал, что в Хартоле ничего не происходит? — задумчиво спрашивает Саана у тети, сидящей на корточках, и начинает жевать лук. — Это место становится опасным, — посмеивается она.

Шутить о таких вещах, подпитывая свое чувство юмора чьей-то недавней смертью, — это, конечно, мерзко. Тетя молчит. Саане становится интересно: Хартола для тети, она какая?

— Почему ты тогда вернулась в Хартолу? — спрашивает Саана, подойдя прямо к Инкери. Та как сидела, согнувшись в три погибели, так и осталась, однако лицо подняла.

— Когда порядочно поездила по миру, поняла, что все начинает сливаться в одно, — отвечает тетя, бросив сорняки. — Да и маме твоей нездоровилось. Вот я и вернулась в родные пенаты: передохнуть. Посидела тут зиму — ну, думаю, весной уеду. Но нет, пришла весна, а мне почему-то не захотелось срываться с места.

Саана кивает. Удивительно, как порой всякие мелочи на пути полностью меняют направление.

— Мое расследование не особо продвигается. Я получаю слишком мало ответов, — грустно сообщает Саана и наклоняется к ярким цветкам щавеля.

— Если мало ответов, сконцентрируйся на том, чтобы побольше спрашивать, — говорит тетя с полными руками грязной картофельной ботвы. — Вот я посадила весной картошку, а сегодня получила первый урожай этого лета, — она широко улыбается, бросая маленькие картофелинки с налипшей на них землей в пластмассовый тазик.

Саана наблюдает за милыми тетиными хлопотами в саду — и в ней постепенно просыпается жажда деятельности. Саана всегда была любительницей понаблюдать за чьей-то работой, однако одновременно испытывала угрызения совести по поводу собственного безделья.