Постсоветские социологи, анализируя недавнее на тот момент прошлое, советскую идеологическую схему устройства советского общества не поддержали. По-настоящему классового содержания социальные группы в СССР не имели. В базовой марксистской схеме крестьяне должны отличаться от рабочих наличием собственности. Формально такая собственность у советских крестьян была: колхозная собственность на землю. Но фактически крестьяне были от собственности отчуждены точно так же, как рабочие не были реальными собственниками заводов и фабрик, формально им принадлежавших. Поэтому бо́льшая часть специалистов придерживается взгляда на советское общество как на бесклассовое. Но при этом выделялись по разным основаниям некие «слои» и группы. Т. И. Заславская выделила четыре слоя советского общества[88]. Первый слой – так называемая «номенклатура», т. е. функционеры государственных и партийных органов власти. Второй – высшие слои руководителей промышленных предприятий (директора, заведующие и пр.) и высшие слои научной, технической и художественной интеллигенции (главные инженеры, главные врачи, писатели, профессора, известные артисты и режиссеры). Третий слой – основной. Наемные работники: рабочие, колхозники, школьные учителя, врачи и пр. Разница между социокультурным обликом семьи врача и рабочего была минимальна: они жили в одинаковых квартирах, могли быть соседями по дому, иметь одинаковый доход, одинаковые сценарии проведения досуга и пр. Четвертый слой – социальное дно.

Социологи О. И. Шкаратан и В. В. Радаев охарактеризовали советское общество как неклассовое этакратическое. Это означало, что положение человека в обществе задавалось государством и зависело от его отношения к власти[89] были не только индивиды, но целые корпоративные группы.

Следует отметить, что, если посмотреть на эти группы с позиций современного общества, то разница между ними была невелика. И первый секретарь горкома партии и рядовая ткачиха могли жить в одном многоквартирном доме, быть соседями по садово-огородному массиву и пр. Это, однако, не означает, что разницы не было совсем. Маркеры принадлежности к привилегированному строю были почти неразличимы для внешнего взгляда из нашей капиталистической современности. Но вполне ясно ощущались самими «социальными акторами», или, проще говоря, советскими людьми. Тему специфических советских социальных маркеров в трагикомическом ключе иллюстрирует фильм режиссера К. Воинова «Шапка», снятый по пьесе В. Войновича и Г. Горина «Кот домашний средней пушистости».

Главный персонаж фильма – писатель Фима Рахлин. Писатель в советском обществе – это весьма престижная социальная позиция. Для того чтобы быть писателем, недостаточно было просто писать художественные произведения. Для этого необходимо было получить официальный статус «писателя». Статус этот давался членством в так называемом «творческом союзе» – Союзе писателей. Если пишущий человек не состоял в таком союзе, он не мог посвятить себя творчеству в полной мере, так как вынужден был где-то «трудоустроиться», иначе он мог быть привлечен к уголовной ответственности за «тунеядство». Таким образом, статус «писателя» был по сути государственной должностью. Это порождало внутри писательского сообщества фактически чиновничью атмосферу. Были писатели-генералы, писатели «среднего ранга» и писатели «в низких чинах». На этом построен юмор фильма. Среди писателей начинают распределять зимние меховые шапки. Высокопоставленным писателям полагались престижные пыжиковые шапки, далее шли уборы из менее ценных мехов. Главный герой получает шапку из меха «кота домашнего средней пушистости». Это становится ударом по его самолюбию. Нужно понимать, что дело не в материальной ценности шапки. Советский писатель располагал средствами и вполне могу позволить себе нужную шапку купить. Но в контексте произведения качество шапки становится показателем литературного признания.

В реальной жизни маркеры были тоже весьма незначительны по своему абсолютному денежному измерению. Это могли быть продуктовые пайки, выдаваемые номенклатурным работникам к праздникам. Возможность приобрести автомобиль (здесь речь идет не о стоимости автомобиля, а о возможности его купить вне очереди). Представителю высшего слоя было проще получить квартиру в доме, расположенном в центральном районе города (хотя, как было сказано, в тот же дом могли попасть очередники из простых рабочих и служащих).

Реальная социальная структура совпадала с декларируемой лишь отчасти. Класс рабочих и класс крестьян, хоть и мыслились равными, полным равенством тем не менее не обладали. Важным обстоятельством было то, что рабочие были в основном городским населением, а крестьяне – сельским. В массовом сознании населения Советского Союза городской образ жизни представлялся как более культурный, дающий больше возможностей для развития, лучше подходящий для молодежи. Происходил постоянный и весьма бурный отток населения из села в город.

Власть как могла старалась воспрепятствовать этому процессу. На это работала паспортная система, созданная в 1932 г. Городское население получило паспорта, а сельское крестьянское население – нет. В краткосрочном плане запрет на изменение места жительства для сельского населения, конечно, притормозил отток. Но в долгосрочной перспективе создал и закрепил представление о сельском статусе как ограниченном в правах и поэтому второстепенном. Как правило, жизненные стратегии молодежи в основе своей имели стремление «уехать в город». Все сценарии, позволявшие это сделать, мыслились как престижные. Выпускник сельской школы мог быть призван на службу в армию и тем самым вырваться за границы сельского мира, мог поехать учиться в средне-специальные и высшие учебные заведения. В случае если учеба или служба складывались удачно, юноши и девушки получали возможность «зацепиться» в городе. Возвращение обратно в деревню воспринималось как путь к снижению жизненных стандартов.

Сами горожане воспринимали наплыв сельского населения неодобрительно. В 1965 г. на «Новогоднем огоньке» известный комический дуэт П. Рудакова и С. Лаврова исполнил в числе прочих такой куплет:

Славит пусть в Москве наш тост

новоселов бурный рост!

Жаль, что едет новосел

в основном из ближних сел.

Понятно, почему юмористам казался нежелательным приезд сельских граждан в города: во-первых, ими руководило обычное стремление привилегированных социальных групп к замыканию. Во-вторых, «новые горожане» составляли конкуренцию «старым» в получении квартир, покупке дефицитных товаров народного потребления, пользовании объектами городской инфраструктуры.

В 1974 г., в ходе реформы паспортной системы паспорта получили и сельские жители. Отток из сельской местности усилился. Но возможность переехать в город тем не менее не открылась полностью. Этому мешал институт прописки и связанный с ним порядок получения жилья (нет прописки – нет квартиры, а нет квартиры – нет прописки). Но амбициозная молодежь продолжала изыскивать способы. Помимо службы в армии и учебы весьма широкое распространение получила практика устройства на городские промышленные предприятия в качестве рабочих. Этому способствовал процесс бурного развития промышленности в СССР в 1960–1970-х гг. Приехавшему молодому человеку давали место в рабочем общежитии. Он вовлекался в городской быт и общественную жизнь, начинал «строить рабочую биографию», обзаводился семьей, и через относительно непродолжительное время семья получала квартиру – небольшое, но отдельное и благоустроенное жилье.

В городе жилье, формы проведения