– Как ты можешь так говорить? Джулиан – мой муж. У нас есть ребенок. Это мой дом.

Гэбриел оглядывает дом и морщится:

– Похож на тюрьму.

Во мне нарастает нетерпение.

– Ты напрасно это делаешь, Гэбриел.

Он опускает глаза и проводит рукой по волосам.

– Прости. Я же… я скучаю по тебе. Мне нужно было тебя увидеть, удостовериться, что с тобой все в порядке. Ты не ответила ни на одно мое сообщение.

Гэбриел поднимает глаза на меня:

– Холодно. Я столько ехал – мы можем войти в дом и поговорить? Пожалуйста.

Я колеблюсь, разрываемая противоположными чувствами. Он выглядит таким несчастным, что я почти ощущаю его боль.

– Хорошо, но только на несколько минут.

В холле он ждет, пока я повешу пальто, и качает головой, когда я предлагаю ему сделать то же самое. Я рада, что ему неуютно в доме Джулиана, – так и должно быть.

– Можем пойти на кухню. Я сделаю кофе.

Я выбираю кухню намеренно: там мы можем сесть друг напротив друга, по разные стороны стола.

Пока я делаю кофе, Гэбриел вешает пальто на спинку стула и садится. Наливаю ему в чашку сливок и осознаю, что сделала это автоматически, как будто мы все еще вместе. Джулиан пьет черный кофе.

Ставлю чашки на стол и сажусь, не переставая нервничать из-за того, что впустила его. Знаю, Джулиану это не понравилось бы.

– Мы ведь уже попрощались. Тебе не следовало приезжать. Не понимаю, чего ты хотел этим добиться.

Он смотрит на меня долгим взглядом:

– Я волновался. Когда мы с разговаривали с тобой в последний раз, у тебя так изменился голос. Ты не выглядишь счастливой, Эдди.

Я вздрагиваю, услышав свое прошлое имя. Я больше не Эдди.

– Меня зовут Кассандра, – говорю я с вызовом.

– Просто то, что ты здесь… кажется совершенной ошибкой.

Я сжимаю переносицу пальцами и закрываю глаза.

– Ты счастлива? Ты правда хочешь жить именно в этом доме? – упорствует Гэбриел.

Я опускаю руку.

– Я счастлива, что наконец-то знаю, кто я, и что нашла свою семью. Послушай, ко мне постепенно возвращается память. Я вышла за Джулиана, потому что полюбила его. И я люблю свою дочь. Да, ко многому нужно приноровиться заново, и это нелегко. Но послушай меня, Гэбриел, это мой дом, здесь мое место. Я любила тебя, и мне жаль, что я причинила тебе боль, но ты должен смириться с тем, что перестал быть частью моей жизни, а я перестала быть частью твоей. Тебе пора двигаться дальше, своим путем.

Гэбриел смотрит на меня так, будто получил удар в солнечное сплетение, но пусть он поймет, что моего возвращения ждать бесполезно.

Его взгляд блуждает по комнате и останавливается на пузырьках с лекарствами, выстроенных в ряд на полке возле раковины. Он встает и подходит к ним, берет один, потом другой, читает этикетки. Качает головой:

– Для чего это все?

Я вздыхаю:

– Они помогают мне при депрессии и тревожности.

Он хмурится:

– С каких это пор у тебя депрессия и тревожность? Тяжелая артиллерия, сразу видно. Я так и знал, что ты здесь несчастлива.

У меня начинает гореть лицо, внутри нарастает гнев. Как он смеет стоять здесь и судить меня?! Я поднимаюсь:

– Ты и понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти. Как трудно мне было чувствовать себя пустым листом. И теперь, когда я должна переживать заново столько мучительных моментов прошлого, мне помогают лекарства. Я хочу, чтобы ты ушел. Разговор окончен.

Гэбриел ставит пузырек на место и смотрит на меня:

– Да, наверное, я зря приехал. Прости меня.

Он берет пальто, и мы вместе идем в холл.

Уже взявшись за ручку двери, он оборачивается и смотрит на меня в последний раз:

– Я всегда буду любить тебя, Эдди. Если понадоблюсь – звони мне в любую минуту.

Он выходит прежде, чем я успеваю ответить, и быстро идет к машине, а меня охватывает печаль.

– Я тоже люблю тебя, – шепчу я, когда он уже не может меня услышать, и осознаю, что это действительно так. Я люблю его, и я люблю Джулиана. Но мое место здесь, и я знаю, что со временем память о жизни с Джулианом восстановится, а Гэбриел останется лишь далеким воспоминанием.