Понимаете, я ведь не очень интересная женщина, несмотря на то что причесана-прилизана — положение обязывает, — горько усмехнулась она. — А в молодости так вообще страшненькой была.

Она вытянула вперед руку, останавливая пытающуюся возразить Кречетову:

— Все девчонки романы крутили, записочки писали, а я никак. Мало того что неказистая, так еще мать была — не дай бог. Целый год в одной одежде заставляла в школу ходить, даже юбку, и ту укоротить не давала. После школы все замуж повыскакивали, а ко мне никто за версту не подходил. Пришла я на встречу выпускников: кто замужем, кто собирается, кто в положении, у кого малыш дома с папой. И так мне горько стало. Спустилась я вниз, туда, где у нас была столярная мастерская, и разрыдалась. Горько так, с подвываниями. Вдруг чувствую: кто-то меня по голове гладит. Это был наш трудовик, Иван Тимофеевич. Стал он меня успокаивать, я ему все и вывалила.

Тут она смущенно закусила губу. Наташа даже удивилась: ну надо же, столько лет человеку, а он не разучился стесняться.

— Короче, закрутился у нас роман, красивый такой, старомодный. Я просто летала от счастья, пока однажды мой любимый не умер от инфаркта, — она покусала губы и продолжила: — Он ведь много старше меня был. Не понимаю, как пережила: я ходила, ела, что-то говорила, но не жила. А когда в себя пришла, поняла, что беременна. Мать меня поедом ела, только что не убила. Родила я Славочку, больного родила. Год прожила, промучилась, и не столько из-за ребенка, сколько из-за матери. А однажды проснулась, а детенка моего нет.

— Как нет?! — вскрикнула Наташа, полностью погрузившись в рассказ Лихолетовой.

— А нет. Мама сказала, что он ночью умер. Мол, я дрыхла, как бегемот, а в это время малыш мой скончался. Самое удивительное, что я весь год практически не спала, как все родители, от каждого шороха вскакивала. И за малыша боялась, и мать потревожить не хотела. А тут меня просто срубило. Ой, да что вспоминать! Мама сказала, что пожалела меня и поэтому увезла умершего. Я чуть умом не тронулась, все просила сказать куда. А потом наша соседка рассказала, что видела, как моя мамаша со Славиком на такси в ту ночь уезжала. Причем с живым. Но мать, конечно, стояла на своем: умер, мол, и точка. Я очень долго искала малыша и не нашла бы, если бы не обратилась в одно детективное агентство.

Одним словом, четыре года назад я нашла моего мальчика в доме инвалидов. За это время я достигла определенных карьерных высот, стала неплохо получать и все силы бросила на то, чтобы материально помогать детдому «Надежда». Навещала Славика, но забрать его никак не могла решиться. Понимаете, это ведь был для меня совершенно чужой человек. Вы понимаете меня? — вопросительно глянула она на Наталью. — Я оказалась абсолютно не готовой к встрече с таким взрослым мальчиком. Я ведь в последний раз видела его в годовалом возрасте, а сейчас он уже подросток.

Кречетова молчала, изредка поглядывая на часы. Время неуклонно приближалось к четырем, с минуты на минуту могла прийти Такшина, если ее убедило Наташино смс, но прервать исповедь визави она не решалась.

— А полгода назад мне позвонила шантажистка. Уж не знаю, откуда она все раскопала, если я сама столько лет не могла найти сына. Я испугалась жутко, еще бы, такой позор! Сама выступаю против таких мамаш, а мой собственный ребенок проживает в детском доме. И некоторое время я платила, — она немного помолчала, подбирая слова, а потом с ухмылкой закончила: — Вашей коллеге.

— Она не моя коллега, — пробормотала Наташа. Ей было так стыдно, что хотелось исчезнуть, провалиться в тартарары.

— Ну, пусть не коллега, — немного устало согласилась Клавдия Феоктистовна, — но больше платежей не будет.

Она встала, положила рядом с кофейной чашкой купюру и двинулась к выходу. Наташа бросилась следом.

Анна посмотрела на часы. До встречи с Такшиной, если та, конечно, придет, осталось всего ничего.

Минуты тикали, а Кречетова все не появлялась. Веселовская попыталась пару раз ей позвонить, но подруга скидывала вызов. Когда степень волнения достигла своего апогея, в кафе вбежала Наталья.

— Ну, ты у меня получишь! — накинулась на нее Веселовская. — Где ты была?

— Ходила с Лихолетовой в «Поэтику». Отдала ей все бумаги.

— Отдала ей что? — не поверила услышанному Анна.

— Весь компромат. Настрадалась баба, так жалко ее стало!

— Прекрасно! А давай всем подозреваемым отдадим бумаги. Вот сейчас отравительница придет, расскажет тебе, что муж сам краску на грудь принял, чтобы ее, молодую и красивую подставить.

— Ну чего ты горячишься? Она правда не убийца. Я потом тебе все подробно расскажу, а пока иди на свое место, а то сейчас Такшина придет, — сказала Наташа.

— Да не придет она, уже двадцать минут. Не придет, — возразила ей Анна, но подругу послушалась и вернулась за свой столик вглубь кафе.

Наташа уставилась в сумерки за окном. Грузные мокрые хлопья снега огромными улитками залипали на стекле, тяжело по нему сползали и таяли, оставляя за собой мокрый след.

Кречетова сидела и думала о Лихолетовой. Та рассказала, что целых два года платила шантажистке, боясь, что информация о Славике попадет в прессу. Платила, пока не устала от своего страха. К этому времени она уже решила забрать сына из детдома, оборудовала ему комнату и договорилась с двумя пенсионерками, бывшими медработницами, о том, что те будут присматривать за мальчиком.

Наташа отдала ей все бумаги до единой. Лихолетова их бегло просмотрела, удивилась масштабу проделанной работы и небрежно сунула их в сумку.

— Клавдия Феоктистовна, а откуда у Федотовой могла быть эта информация? Кто еще знал о Славике?

Лихолетова пожала плечами:

— Детектив да мать моя.

— А кстати, как она, где она?

— Не знаю и знать не хочу. Больная, здоровая, живая, мертвая, есть деньги, нет денег… Она ведь, когда я у нее в ногах валялась, молила сказать, где мой сын, не сказала мне ни одного слова. Так что давайте закроем эту тему, она мне неприятна.

Они расстались почти друзьями.

Наташа сидела в благостном расположении духа, когда в дверях появилась Такшина.

Она была в красном обтягивающем комбинезоне, меховом жакете и сапогах-ботфортах. Каблуки были настолько высокими, что Юлия двинулась к столику Кречетовой на полусогнутых ногах, словно парализованный кузнечик. Доковыляв, она плюхнулась на сиденье и кинула сумку на стол.

— Так это ты, зараза, меня шантажировать вздумала?

— Ведите себя прилично, — приглушенно сказала Наташа, забегав глазами по залу — не слышит ли кто.

Пара за соседним столом опасливо покосилась