Шрифт:
Закладка:
П. Гоген. Мы молимся тебе, Мария. 1891. Музей Метрополитен, Нью-Йорк
На картине совершенно свободное использование цвета. Гоген же говорил: «Я не строю какие-то сложные конструкции; я как чувствую цвет, так его и кладу». На европейской выставке публика удивлялась: как может быть вода желтой или зеленой? Вода может быть разная! Например, у Ван Гога в «Виноградниках в Арле» вода вообще золотистая под лучами солнца.
Дело в том, что те каноны, которые проповедовались в академиях и художественных школах, с одной стороны, обучают людей, а с другой — делают их «пленниками» сложившихся догм. И человек становится заложником той системы, которая внедряется в той или иной форме в его способ передачи изображения окружающего мира. Поэтому, может, и хорошо, что Гоген не получил специального систематического образования.
Гоген прорвал реальность и буквально опередил время, за ним потом пошла целая плеяда молодых художников: символисты, считающие его своим знаменем, и фовисты, ярким представителем которых является Матисс с его удивительной и смелой палитрой. Свободу, непринужденность, экспрессивность Матисс как раз взял у Гогена, чему ярким примером служит известная картина «Танец» с красными танцорами на сине-зеленом фоне. Кстати, когда творчество Гогена, еще не выезжавшего в Океанию, все-таки стало признаваться в Париже, символисты приобщились к нему как своему лидеру. Однако сам он себя не считал символистом, хотя элементы символизма в его картинах присутствуют.
Еще хотелось бы коснуться полотна «Прачки». Несмотря на то что в ней еще не ощущается в полной мере та полифония, которая проявится позднее, тем не менее здесь мы видим гармоничную мягкость, великолепный ритм. Между прочим, Гоген говорил о живописи как о музыке. Художник в первую очередь подчеркивал, что живопись музыкальна, что каждый мазок — это звук, а совокупность цветовых пятен — полифония звуков. И удивленно спрашивал: разве вы можете воспринимать музыку как нечто конкретное? Разве вы можете придать музыке какую-то конкретную форму, ассоциацию? Музыка рождает целую цепь ассоциаций и никогда не дает точного знака. И в этом смысле живопись Гогена очень музыкальна. Можно даже услышать некий парафраз народной французской мелодии, ощутить ритм, в котором прачки это белье стирают. Посмотрите на убывающий план перспективы, склоненность голов над стиральными досками. Ритм в деревьях, уменьшающийся в перспективе вал, ограничивающий реку с одной стороны, — все это вместе как раз создает полифонию звуков. Мы должны попытаться вслушаться в эту удивительно тонкую и красивую музыку! Она слышится, ощущается, музыкальность полотна для нас очевидна.
П. Гоген. Прачки. 1888. Музей Винсента Ван Гога, Амстердам
И еще одно полотно — «Бретонские девочки танцуют». Какой очаровательный, милый, простодушный и незатейливый сюжет! Вот это уже та манера, та форма, которая явилась следствием накопленного опыта, когда он написал достаточно много картин. Стоит заметить, что он написал более 600 полотен, в то время как Ван Гог написал 800. Хотя, скорее всего, написал он больше, просто сохранились 600, потому что часть полотен была утрачена во время его постоянных переездов с квартиры на квартиру. Но тем не менее его работы показали, что еще задолго до таитянского периода он уже состоялся как значительный и неординарный художник.
П. Гоген. Бретонские девочки танцуют. 1888. Национальная галерея искусств, Вашингтон
Это доказывает и его «Натюрморт с профилем Лаваля». В традиционной школе классической живописи не обрезались ни фигуры, ни части картин. А с появлением японской графики сначала импрессионисты, а потом и Гоген стали произвольно фрагментировать персонажей, предметы, пространства. Например, на автопортрете, посвященном Ван Гогу, Гоген обрезал плечо. В наше время фотографии часто кадрируются для выразительности, так как того требует решение художественной выразительности: к примеру, на рекламных плакатах часть лица обрезают по лбу или по подбородку, в результате портрет обретает гротескную выразительность. Вместе с тем, как и многие художники, Гоген оставил после себя очень много автопортретов, дающих нам представление о характере образа.
На «Автопортрете с желтым Христом» художник явно подчеркивает свое сходство с Христом. В этом убеждении нет никакого святотатства. Гоген был уверен, что нельзя превращать религию в идолопоклонничество. Религия — это нечто всеобщее, необъяснимое, то, что многих связывает между собой и что находится вне пределов нашего понимания. Нельзя придавать ей какую-то жесткую заданную форму и делать ее непререкаемым фетишем. Есть Будда, есть Аллах, а есть иные боги у тех же маорийцев, которые просто обобществляют наше общее отношение к запредельному. Поэтому в этом смысле нельзя рассматривать изображение Гогена на этой картине как святотатство.
Да и вообще образ распятого Христа не принадлежит конкретно Голгофе. Голгофа — это знак и повод задуматься о том, что у каждого человека есть свой крест. По сути дела, если ты несешь свой крест, то ты на нем будешь распят. И, может быть, не единожды. На автопортрете Гоген обрезает себя по плечо, а сзади себя изображает Иисуса, как бы предвосхищает будущее, которое его ожидает. Что же сетовать по этому поводу? Художник интуитивно может догадываться, что рожден для мук, что встал на путь, где его ожидают мытарства. Он прекрасно понимает, что его жизненный путь не усеян розами и его ждут отчаяние и борьба с собственными человеческими слабостями, с неприятием его идей и их художественного воплощения.
А сколько очарования в «Женщине, держащей плод», в которой можно видеть силу страсти! Вообще Гоген заметил интересные различия в интимных отношениях в разных странах: в частности, европейцы сначала влюбляются, а потом только возникают близкие отношения, тогда как у маорийцев все наоборот: любовь возникает как следствие близких отношений. Как уже не раз подчеркивалось, для туземцев состояние повышенного либидо есть
