Шрифт:
Закладка:
Неизвестно, насколько правдоподобна эта история. Летчики, летающие на Север, рассказывали, что у чукчей и других народов Севера действует сухой закон. Завозить можно только слабый алкоголь. Но однажды по ошибке прислали ром, который по крепости больше 40 градусов. Из-за него произошла трагедия — несколько человек умерло. То же происходило и с маорийцами. Поэтому европейцы стали ограждать аборигенов от употребления вина, крепких напитков, особенно рома. Но маорийцы, не признавая сухого закона, стали сами варить самогонку. В горах росли дикие апельсины, из которых они готовили «апельсиновку». И во время праздников пили напропалую. Народ ничем не был особенно озабочен, кроме как нарвать фруктов, которые растут прямо у дома, или в реке поймать рыбу. Жили незатейливо. Появилось даже много анекдотов, рассказывающих, как люди живут в благоприятном климате без проблем.
И Гоген мечтал о такой беззаботной жизни. Он, с одной стороны, хотел отойти от всех условностей, не быть озабоченным добычей хлеба насущного. А с другой, будучи в плену собственных убеждений, все равно питался европейской пищей, на которую тратил большое количество денег. Он вообще привык сорить деньгами. Будучи биржевым маклером, никогда не считал, сколько тратит на себя, жену, семью. Если и испытывал материальные затруднения, то каждый раз это было следствием того, что Поль не умел выстраивать свой бюджет. Живя на островах, приглашал к себе маорийцев, поил их и, когда участвовал в общих посиделках, угощал всех желающих, соря деньгами налево и направо.
Когда знакомишься с жизнью Гогена на островах, конечно, с одной стороны, волей-неволей возникает внутреннее легкое неприятие и даже некоторое осуждение его поведения с точки зрения привычной христианской морали, потому что возникает ощущение, что все свое время художник предавался разгульной жизни на Таити. Но, с другой стороны, для маорийцев такой свободный способ существования был вполне естественен. И все праздничные гуляния у них, как правило, обязательно заканчивались интимными отношениями между мужчинами и женщинами. Неслучайно путешественники, исследовавшие Полинезию, рассказывали, что аборигены созданы «для любви и радости, любви и песни, любви и танцев». А по сути, чем первобытному народу еще заниматься? Не читать же им философские трактаты? Или спорить о смысле мироздания? Они танцевали, любили, плакали, страдали и веселились — все было естественно и просто. Наивная первозданность, сохранившаяся в туземцах, и привлекала Гогена. Среди них он в полной мере ощущал себя свободным человеком. А после знакомства с Техааманой у Гогена началась одна из самых светлых полос в жизни. Она готовила вкусную еду, решала все его бытовые проблемы. Они вместе купались, загорали. Она не докучала ему. А он писал. Молодая таитянка была своего рода «адреналином», который вдохновлял художника.
Одну из картин — «Девушка с веером» — Гоген посвятил своей таитянской музе. Когда он предложил сделать ее портрет, то просил быть естественной, такой, какой она бывает в повседневности. Однако девушка специально нарядилась в свое лучшее платье, взяла в руки веер и с торжественным, остановившимся взглядом стала ему позировать. В результате художник запечатлел Техааману неестественно серьезной и, что называется, «при полном параде». Как позже выяснилось, у девушки была не одна, а две матери. Оказалось, что у нее есть приемные родители и она может жить в любой из двух семей. Вот такие обычаи царили на Таити, где были размыты практически все условности и все жили при царящих там простых естественных нравах. Гогена привлекала эта бесхитростная культура, он буквально слился с ней, являясь перуанцем по своему происхождению и, возможно, подспудно стремясь к этому.
П. Гоген. Девушка с веером. 1902. Музей Фолькванг, Эссен
Когда он впервые приехал на Таити, то думал, что в порту его встретят таитянки. Однако с огорчением увидев, что прибыл в Папеэте, обычный городок с неоштукатуренными домами, многочисленными облезлыми лавками и таитянами, одетыми по-европейски, вскоре воспрянул духом. Благодаря тому что при нем было письмо, в котором его рекомендовали как человека, представляющего Францию в Полинезии, хотя особых полномочий не было, скоро оживился, потому что оно вызвало определенный пиетет, почтение со стороны местной администрации и «бомонда». Гоген стал вхож во все высшие круги и богатые дома Папеэте.
Когда художник ехал на Таити, то думал, что начнет там писать портреты важных горожан и на полученные деньги будет роскошествовать. Но неуживчивость характера, независимость и неспособность писать реалистично сыграли с ним злую шутку. На первом же портрете, заказанном ему одним уважаемым горожанином, Гоген изобразил его жену с красным носом. Заказчик возмутился, правда, деньги заплатил, но картину спрятал. Однако перед этим ее успели увидеть многие горожане и решили, что он никакой не художник, никто у него картины заказывать не будет. Так что план разбогатеть таким способом не сработал.
И тогда Гоген решил поехать в глубь острова и там построить себе хижину. Он мечтал о тихой мастерской, где будет блаженствовать под пальмами и слушать песни диковинных птиц. Так, если помыслить, каждый из нас хотел бы пожить в каком-то близком к идеальному месте, описанном Лермонтовым:
«Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Тёмный дуб склонялся и шумел».
Если не дуб, то хотя бы пальма склонялась и шелестела. Если у Лермонтова темный дуб, то у Гогена — темная пальма. Лермонтов не видел всех этих красот, а Гогену довелось познакомиться с половиной мира, поэтому он мог себе представлять такой рай. И в соответствии со своими планами забрался в глубь острова и на одном из участков, который ему удалось кое-как выбить, договорившись с местным племенем, построил себе дом — с глинобитным полом, из бамбука с пальмовыми листьями. Получилось очень удобное жилище. Между прочим, европейцы,
