бугай, дурашливо хлопнул в ладоши.

— О-па! Моя милиция меня бережет.

Он пошел навстречу Овсянниковой с поганой ухмылочкой, широко раскинув руки, точно для объятий. Овсянникова быстро огляделась по сторонам, оценивая ситуацию, отступила на несколько шагов и услышала за спиной тяжелое дыхание.

Она резко обернулась, и в этот момент длинный ударил ее кулаком в живот:

— Н-на, сука!

* * *

По безлюдному ночному кладбищу двигался черный человеческий силуэт с мешком на плече. Чикатило — это был он — подошел к забору в дальнем конце кладбища, остановился возле ямы, сбросил мешок на землю, затем столкнул в яму. Мешок раскрылся, в темноте забелела детская рука. Чикатило быстро снял плащ, шляпу, аккуратно сложил их на портфель в стороне от ямы, засучил рукава, взял лопату и принялся забрасывать яму землей.

Вскоре и мешок, и детская рука исчезли, и на месте ямы образовался ровный слой земли. Чикатило притоптал ее, отбросил лопату под забор, за дерево, вытер руки платком, оделся. Постояв некоторое время над безымянной могилой, он вдруг с превосходством усмехнулся, будто бы переборол смерть и стал бессмертным.

* * *

В тот вечер Витвицкий не дождался Ирины с дежурства. Он пришел к ней довольно рано, открыл дверь своим ключом, приготовил ужин, поел и в ожидании Овсянниковой уснул в кресле перед телевизором. Передачи закончились, на экране появилась настроечная таблица, а потом — белым шум.

В дверь постучали уже под утро — резко, долго, нервно, настойчиво. Витвицкий встал с кресла, потирая лицо, поспешил к двери, открыл. На пороге стояла испуганная соседка.

— Виталий Иннокентьевич, вам из больницы звонют. С Ирочкой что-то…

Спустя полчаса растрепанный и взволнованный Витвицкий уже бежал по больничному коридору, вглядываясь в таблички на дверях. Не останавливаясь, он пронесся мимо сестринского поста. Дежурная медсестра поднялась со своего места.

— Мужчина!

Витвицкий никак не отреагировал. Медсестра поспешила за ним.

— Мужчина, вы куда?

Навстречу Витвицкому по коридору шел врач. Витвицкий вынужденно остановился, зажатый с двух сторон.

— Извините. У вас здесь Ирина Овсянникова. Тридцать пятая палата.

— К ней нельзя. Она спит. Приходите в приемные часы, — сказала медсестра.

— Что с ней?

— А вы ей кто? — спросил подошедший врач.

Витвицкий на секунду замешкался, нахмурился и ответил:

— Муж.

Врач посмотрел на Витвицкого, отвел глаза, жестом отпустил медсестру, заговорил тихо, глядя в сторону:

— Ее доставили с пригородной платформы. Я не знаю в подробностях, что там произошло. В анамнезе множественные гематомы, сотрясение мозга. Но переломов и внутренних кровотечений нет. Так что можно сказать — повезло. И еще, — врач сделал паузу, тронул Витвицкого за рукав. — Она потеряла ребенка.

Витвицкий посмотрел на врача в растерянности. Ребенок для него был новостью.

— Что?..

Врач понял его по-своему.

— Я понимаю ваше состояние, но выкидыш на таком раннем сроке явление неопасное. Последствий по женской части нет. Вы молодые, все у вас еще будет.

Витвицкий наконец-то все понял, опустил голову, спросил глухо:

— Я могу ее увидеть?

Врач кивнул:

— Пойдемте.

* * *

Ирина лежала на больничной кровати, до подбородка укрытая одеялом. Лицо ее было обезображено кровоподтеками, глаза заплыли. Выглядела она пугающе. Витвицкий подошел к кровати, позвал очень тихо, одними губами:

— Ира…

Овсянникова открыла глаза, увидела Витвицкого — и снова закрыла. Он сел на стул рядом с кроватью, взял ее за руку. Она едва заметно улыбнулась разбитыми губами, но глаза не открыла.

1992 год

На этот раз в зале суда было уже несколько телекамер, а журналисты стояли плотной стеной позади рядов кресел с участниками процесса. История про Чикатило пошла гулять по газетным страницам.

Сам герой желтых статей со скованными руками сидел в клетке, опустив голову. Но едва появились судьи и прозвучало: «Встать! Суд идет!», как Чикатило вскочил и, обращаясь к журналистам (только к ним!) громко сказал:

— Я хочу зробити заяву.

— Вы уже делали заявления. Достаточно, — попытался остановить его судья, а Чикатило уже говорил для журналистов, коверкая и перемежая мову русскими словами, но не обращая на это внимания:

— У нас вільна країна. Я сорок років на комуністів робил. Чесно робил. Верил у перемогу комуністичного ладу. А тепер виходить, все це була брехня.

— Вам не давали слова! Сядьте! — раздраженно бросил судья.

— Але найстрашніша брехня відбувається тут і зараз. Мене обвиняють у страшних вещах, тільки тому що я українець, — не слушая, кричал Чикатило.

Щелкали затворы фотоаппаратов, то и дело зал озаряли вспышки.

— Я вимагаю нового адвоката. Хочу щоб мене захищав українець! — бесновался за решеткой Чикатило.

— Какого адвоката? — не понял судья.

— Я вимагаю нового адвоката! — обрадованно завопил Чикатило. — Хочу того, якого мені виділив Народний Рух України. У Києві живе.

Судья старательно сдерживался — пресса в зале, как бы не опозориться на всю страну.

— Подсудимый, предъявите суду соответствующую бумагу либо дайте адрес вашего адвоката, чтобы с ним можно было связаться.

— Які бумаги? Яку адресу? Я не пам’ятаю адреси, я не молода людина, я не обязан все пам’ятати. Прокурори у вас тут без всяких адрес з’являються. Я вимагаю адвоката. Це моє конституційне право.

— Хорошо. Имя у вашего адвоката есть?

Чикатило замялся, но тут же нашелся с ответом:

— Шевченка! Степан Романович! У Києві живе.

Судья тяжелым взглядом посмотрел на Чикатило, ему уже все стало ясно.

— Подсудимый, вы ранее говорили, что Степаном Романовичем звали вашего якобы съеденного брата.

— Це інше! — заорал Чикатило, тряся прутья решетки. — Я вимагаю адвоката! Шевченка Степана Романовича!

— Я вижу в вашем требовании попытку затянуть судебный процесс, — негромко произнес судья, косясь на журналистов.

— Я не розумію, що ви говорите, — заявил Чикатило. — Я вимагаю адвоката і перекладача. Ви хочете мене заплутати. Мені потрібен перекладач на українську мову.

В зале поднялся шум, послышались выкрики. Судья вынужден был объявить перерыв.

* * *

Подавленный, невыспавшийся Витвицкий шел к зданию УВД, полностью погруженный в свои мысли.

— Капитан! — окликнул его Горюнов.

Витвицкий никак не отреагировал.

— Виталий Иннокентьевич! — Горюнов догнал Витвицкого, придержал за локоть.

— Доброе утро, Олег Николаевич, — хмуро глянув на Горюнова, сказал Витвицкий.

— Не очень-то оно и доброе, капитан. Там люди приехали по запросу Брагина. Инспекция по личному составу МВД. Будут искать источник утечки информации, через который потрошитель узнает о действиях милиции по его поимке и о ходе операции «Лесополоса». Угадай, кто у них первым в списке?

Витвицкий невесело улыбнулся:

— Не удивлен.

— Я понимаю, все на нервах, но прошу тебя, капитан, держи себя в руках, — попросил Олег Николаевич как-то очень по-свойски.

— Вы зря обо мне беспокоитесь.

— Я не о тебе беспокоюсь,