Она побледнела.

— Мама, — я обнял ее за плечи. — Все! Все прошло! Все хорошо, успокойся…

— Ты не представляешь, сколько там было крови… я потом целый месяц пешком ходила. Пока дожди ливневые не прошли.

Мы помолчали, слушая ветер в деревьях и журчание реки. Отец стоял в сторонке, навалившись на дерево, большими глазами смотрел на проплывающие в сером небе грязные облака. Восход еще не окрасил их в розовый цвет.

У меня не было слов. Да и что можно сказать, когда узнаешь о себе такие вещи, необычные способности. Я ведь ничего этого даже не помню.

Наше усталое молчание нарушил отдаленный треск. Вдоль реки за нами кто-то шел, в этом нет сомнений. И он не отставал.

Мы затаили дыхание.

Шум повторился. Я схватил маму за руку.

— Идем быстро, но тихо!

Стараясь обходить лежащие на земле ветки, чтобы избежать выдающего шума, я старался идти как можно быстрее.

Вдруг мама тихо дернула меня за руку, зашептала.

— Никита! Отец отстает!

Я обернулся. Отец двигался далеко позади, сильно хромая на левую ногу. Лоб блестел от пота, видно, что он очень устал, хотя старался не подавать вида, натужно улыбался нам.

— Черт, — вырвалось у меня.

Я отдал сумку маме, подошел к нему, взял за руку и присел.

— Ты что собираешься делать? — спросил он, отстраняясь.

— Покатать тебя немного хочу! — и одним движением закинул себе на плечи. Удобнее обхватил одной рукой его руку, другой ногу. — А то ты меня в детстве катал на себе, а мне все никак случай не представится!

Мама с сомнением и страхом пошла за нами, поддерживая отца сзади. А тот все бормотал.

— Тяжело ведь, устанешь быстро! Я, не смотри, что маленький, говна во мне знаешь сколько! Мать, подтверди!

— Это уж точно, — откликнулась мама совершенно серьезным голосом.

Неудобная ноша все норовила зацепиться за торчащие ветки. Приходилось узкие места проходить боком, что невероятно осложняло и замедляло передвижение. Спустя минут пятнадцать мышцы ног забились, колени начали подгибаться, пот застилал глаза. Я остановился, опустил отца на землю, перевел дыхание.

— Сколько ты весишь? — спросил я.

— Ну, килограмм где-то семьдесят уже много лет, — ответил он, — если пельменей не наелся.

Я присел рядом с ним, вытер пот с лица, в горле словно наждачная бумага. Мама протянула мне полупустую бутылку воды. Я сделал пару больших, жадных глотков, усмехнулся, глядя на отца.

— Не надо было тебя хлебом кормить. Ты, по-моему, тяжелее килограмм на двадцать стал.

Отец нервно и натянуто засмеялся. Понятно, что ему не нравится роль обузы.

— Ну, я отдохнул, можно дальше двигать, — сказал он.

— Ага, отдохнул, — ответил я, прополоскал горло. — Ну-ка, покажи свою ногу.

— Да нормальная у меня нога. Сейчас расходится и совсем…

— Ты покажи сначала! — перебил я, посмотрел на маму. Она понимающе кивнула, подошла к мужу, задрала штанину и ахнула, зажав рот рукой.

— Да-а, — протянул я, глядя на опухшую покрасневшую щиколотку. — С такой ногой ты сам далеко не уйдешь. И чем дальше, тем только хуже будет.

— Да ничего! Справлюсь! — возразил отец с таким видом, будто мы собрались его бросить здесь как больную собаку из упряжки.

— Ну ладно, поехали дальше, — сказал я и закинул его на плечи. Отец слабо сопротивлялся.

— Ты сам уже кое-как идешь! — сказал он.

— Ничего, своя ноша не тянет. Мама, иди вперед, я за тобой.

Она вздохнула, поправила на плече сумку и двинулась дальше. Быстро светало. Идти становилось гораздо легче. Только бы еще не было погони — и совсем хорошо.

На этот раз я устал гораздо быстрее, а холодное дыхание преследователя где-то за спиной ощущалось сильнее. Нас догоняли.

Я остановился, привалил отца к дереву, постоял минуту, разминая плечи и ноги, отдышался, снова молча взвалил его на плечи, двинулся дальше.

Очень скоро и даже неожиданно за деревьями появились какие-то строения, выплывающие призраками из тумана.

— Это, наверное, твое Заполье, — сказал я, останавливаясь.

— Что будем делать? — спросил отец, похромал к дереву, сел.

— Что, что, обходить стороной, — ответил я, обессиленно упал во влажную траву. Ноги были как деревянные.

— Я сам пойду! — сказал отец с виноватым видом. — Я ведь не инвалид! — потянулся рукой, подобрал палку, и, оттолкнувшись от дерева, сделал несколько геройских шагов. На пятом шаге палка сломалась, больная нога подогнулась, он выругался и повалился со стоном на землю.

Мама бросила сумку, подбежала к нему.

— Сколько еще до трассы? — спросил я.

— Я не знаю, — ответил отец. — Но, думаю, что вот-вот должны выйти. В лесу трудно определить.

— Ты чувствуешь, где они? — спросила мама меня. — Сколько их?

Я приподнялся. Две пары испуганных глаз ждали ответа. Я не знал, что им ответить. Чувствую ли я? Нет, никакой картинки перед глазами, никаких видений. Но я прислушался к своей интуиции, подсознательному. Ответ пришел сам, из ниоткуда.

— Он остался один, — сказал я. — Но он самый опасный из них, потому что… потому…не могу объяснить, не знаю. Он все ближе. Он не идет по нашим следам, но он знает направление. Он понимает, чего мы хотим.

Я навалился на дерево, вытянул ноги. Но собрал волю в кулак, подошел к отцу.

— Надо идти.

— Если он один, мы можем с ним справиться! — сказал отец. — Нас же трое!.. Ну почти трое.

Родители посмотрели на меня с надеждой. Конечно, это был бы выход: наломали батогов, притаились, выскочили и отметелили как следует. Но…

— Не получится, — сказал я, помогая матери подняться.

— Почему? — спросил отец. — Руки-то у меня целые!

— Он вооружен, — ответил я, и сам себе удивился. Только что я этого не знал и вдруг — раз, словно кто-то шепнул мне на ухо.

— Вооружен? Господи! — воскликнула мама и помогла мне поднять не менее ошеломленного отца.

— Черт! — сказал он. — Черт его подери! Черт!

Он выпрямился, но оттолкнул мои руки. Мы с мамой в недоумении посмотрели на него.

— В чем дело, Леша? — спросила она. — Надо идти! Слышишь! Мы поможем! Еще немного потерпи!

Он пристально посмотрел на нее, на меня, взял нас за руки, стоя на одной ноге.

— Никита, — сказал он, подбирая слова. — Ты… должен спасти маму… любой ценой. Ты понял?

— Понял, но надо идти, по дороге поговорим…

— Нет, — прервал он, оттолкнул. — Вы пойдете вдвоем. Так будет лучше…

— Нет! Леша! — крикнула мама, добавила тише. — Нет! Как же ты? Да ты что задумал?

— Я его отвлеку, — ответил он, подобрал длинную кривую палку, оперся на нее как на костыль, отошел. — А вы идите.

— Нет! — мама посмотрела на меня, ждала поддержки. — Никита, что же ты молчишь?

Я понимал, что он прав.