– Я до сих пор помню несколько дел об изнасилованиях, которые вел отец, – сказала я. – Истории были очень грязные, но всех, кого он защищал, оправдали. У меня нет веры в эту систему, Митчелл. Она не работает, в ней полно лазеек, дыр и серых зон. Если у тебя достаточно денег и связей, то можно отделаться очень легко. У Дерека есть и то, и другое. Поэтому единственное место, где я хочу сейчас оказаться, – это твой дом.

* * *

Я так и не смогла уснуть той ночью. Меня лихорадило, руки тряслись, как я ни старалась успокоиться. Разговоры не помогали, сигареты и холодный душ – тоже. Митчелл заварил мне чай с мятой, до горечи насыщенный, и я смогла поспать пару часов, свернувшись клубком на его постели.

Когда я проснулась, за окном по-прежнему было темно. На часах – 3:55. В полусне я наткнулась на руку Митчелла, которая обнимала меня, но я не сразу поняла, что это его рука. С криком я выскочила из кровати, побежала к выходу и врезалась в закрытую дверь. Митчелл вскочил, разбуженный грохотом, зажег свет и бросился ко мне. Но я, завидев его, забилась в угол, закрыла лицо руками и заплакала. Один звук его тяжелых шагов и очертания фигуры привели меня в ужас. Мне казалось, что он сейчас убьет меня. Сердце замолотило в груди, кровь зашумела в ушах. Я хватала воздух ртом, пытаясь продышаться, но в нем словно совсем не было кислорода… Такой сильной панической атаки со мной еще никогда не случалось, она просто сожрала меня полностью, живьем.

Митчелл остановился посреди комнаты, как вкопанный, со стоном повторяя мое имя.

– Это я, Несса, все в порядке, я здесь, это я, – шептал он. – Я принесу тебе воды, дыши, это приступ.

Он вышел за дверь и вернулся через пару минут. Но за эти пару минут я успела запереть дверь на задвижку. Митчелл постучал, но я не открыла. Позвал меня по имени, но я только попросила его уйти.

– Я оставлю воду здесь, за дверью, – сказал он, больше не пытаясь войти. – Попробуй дышать глубже, хорошо? Все будет хорошо. Я рядом. Был и буду.

Я сидела под дверью, слушала его голос и так сильно плакала, что болело горло. Зажимала себе рукой рот, лишь бы не издать ни звука. Лишь бы Митчелл не понял, как мне плохо, и не пытался войти снова. Страх просто парализовал меня. Я настолько потеряла самоконтроль, что не могла встать на ноги. Мне казалось, что стены медленно сдвигаются, а шторы шевелятся сами собой.

В голову лезли панические мысли, что Митчелл стоит за дверью и думает, как бы войти. Или у него есть запасной ключ, и он в любую минуту может им воспользоваться. Я вспомнила, что повязка на его руке была красной, когда он вернулся в машину, а значит, он еще сильнее Дерека. Он тоже мужчина, а значит, тоже опасен, думала я. Эти мысли распиливали мое сознание на кусочки. Казалось, что еще чуть-чуть, и я сойду с ума. А может быть уже сошла! Ведь я считаю угрозой того единственного человека, который спас меня.

Митчелл дрался за меня – а я записала его в монстры. Он отдал мне комнату, кровать, свое время, свое личное пространство, свое внимание – а я позволила себе думать, что он такой же, как и Дерек. Митчелл носил меня на руках на балкон, лишь бы я глотнула свежего воздуха, – а я заперла дверь на ключ прямо перед его носом.

Паника начала утихать, а мой стыд перед Митчеллом становился все больше и больше с каждой минутой. Рос, как волдырь, и в итоге лопнул.

Я показалась себе до того отвратительной, что на следующее утро не смогла смотреть в зеркало. Я презирала себя. За все сразу. За свой страх, за свои психические расстройства, за то, что пользовалась добротой Митчелла, но при этом в глубине души считала его животным. За то, что парня, который вчера дверь снес с петель ради меня, я тоже записала в список врагов. Выперла его из своей комнаты и так и не впустила.

Ночь была кошмаром, а утро стало и того хуже. Не в силах прогнать презрение к самой себе, я собрала в чемодан вещи и, беззвучно утирая слезы, постелила чистое белье на кровать. Пора было перестать пользоваться его постелью. И его добротой.

Еще я позвонила Магде и попросила приютить меня, пока я не найду себе жилье. Та согласилась и ничего не стала спрашивать, но я знала, что по приездe меня ждет шквал вопросов, на которые мне придется как-то ответить.

Собравшись с силами, я открыла задвижку на двери и медленно вышла. В гостиной было пусто и на кухне тоже. Митчелла я увидела на балконе. Он курил, опершись о перила. Я остановилась, любуясь им, и в глазах снова начало двоиться от непролитых слез.

Что со мной не так? Почему все, с кем я живу под одной крышей, начинают однажды ненавидеть меня? Отец, Дерек, а теперь и Митчелл. В том, что Митчелл ненавидит тоже, я не сомневалась. Если бы меня за дверь выставил тот, ради кого я проливала кровь, что бы я чувствовала? Ничего хорошего.

Митчелл почувствовал мой взгляд и оглянулся. Бросил сигарету, распахнул дверь на балкон и вошел внутрь. Его брови сошлись на переносице, когда он увидел, что я полностью одета и держу чемодан.

– Куда ты? – спросил он, даже не пытаясь подойти ко мне.

– Думаю, я должна уйти. Я позвонила Магде, она приютит меня, пока я не подыщу себе жилье.

– Почему? – выдохнул он. – Почему ты уходишь?

Я медленно опустилась на стул, сложила руки на коленях, совершенно не понимая, куда еще их деть. Митчелл ждал от меня ответа, а я все молчала.

– Ванесса, – позвал он, медленно подошел и опустился передо мной на корточки. – Несса, поговори со мной.

– Я не должна пользоваться твоей добротой, – сказала я, наконец подобрав нужные слова. – Я хочу уйти до того, как ты возненавидишь меня за все, что я делаю. Дерек тоже возненавидел меня за мой страх. За то, что я всегда боялась его. А теперь вот все повторяется с тобой. Я не хочу, чтобы ты…

– Остановись, – сказал он. – Давай я сделаю тебе кофе, и ты побудешь немного здесь, пока я соберу воедино свои мысли. Ладно?

– Ладно, – сдалась я.

– Давай посидим на балконе. Дай мне минуту.

Он принялся готовить кофе, пока я, подхватив табурет, побрела на балкон. День близился к полудню. Солнца не было, но и дождя – тоже. В молочной дымке на горизонте плескались деревья. Ветер стих, и можно было расслышать, как звенит колокол в какой-то далекой церкви.

Митчелл появился на балконе и дал мне чашку. Его рука немного дрожала. Он зажег сигарету, глубоко затянулся и пристально посмотрел на меня.

– Послушай, – сказал он. – Ты вообще не должна обо мне думать, окей? О том, что я чувствую, чего достоин или не достоин и так далее – это все дело десятое. Все, о чем ты сейчас должна думать, – это ты сама.

Он помолчал, отвел прядь волос от моего лица и продолжил:

– Я в порядке. Я не плачу от обиды, не считаю тебя неблагодарной, не дуюсь как малое дитя, и закрытая дверь меня вообще не парит. Все, что меня парит, – это твое состояние. И если замок на двери как-то поможет тебе удержать душевное равновесие, то значит я голосую за закрытую дверь обеими руками. Я представляю, что у тебя творится в душе после нападения, и то, что ты вообще в состоянии говорить после вчерашнего, – это уже нечто. И я так горжусь тобой, как никем никогда не гордился. Горжусь, люблю тебя, восхищаюсь тобой и никуда тебя не отпущу. Нет, отпущу конечно, если ты категорически не захочешь оставаться, но сердце у меня будет обливаться кровью.